Версия для печати

Воспоминания и размышления

С 2002 года летописью Профсоюза РАН стала газета МРО «Научное сообщество». В ней находят отражение все значимые события из жизни организации. На  страницах НС за эти годы выступили многие из тех, кто создавал и развивал профсоюз, вкладывая в общее дело свой талант и душу. Профактив - люди, которые, по сути, являются лицом нашей организации, рассказывали об истории движения и своем отношении к такому важному для них понятию, как профсоюзное единство.

К 25-летию организации приводим выдержки из напечатанных в разное время интервью и выступлений.

Валерий Соболев, первый председатель Совета Профсоюза РАН.

- Толчком к работе над оформлением научного профсоюза послужила моя поездка в Англию по линии контактов  Федерации независимых профсоюзов России и Всемирной федерации научных работников. В  1991 году делегация представителей научных центров союзных республик побывала в гостях у английских научных профсоюзов. Меня потрясли их организованность, упорство, нацеленность на результат. Навсегда запомнился их принцип: если веришь, что требования справедливы, то всегда найдешь механизм, чтобы заставить правительство их выполнить! Наши зарубежные коллеги – научные тред-юнионы - признались, что кровно заинтересованы в сохранении российской науки на переходном рубеже. Оказывается, самым веским их аргументом при отстаивании позиций по какому-то вопросу было упоминание о том, что в СССР делают именно так. 

Из Англии я привез конспекты, книги и на этом материале написал брошюру, которая стала идеологической основой создания Профсоюза РАН. И  началась работа по подготовке съезда и объединению разрозненных профструктур, действующих в исследовательских организациях.

Александр Зиновьев, председатель профкома Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе.

- Мы с В.И. Медведевым, начинающие председатели профкомов двух крупных институтов. Понимая, что нужно как можно быстрее оценить создавшуюся обстановку, приехали за день до начала первого съезда Профсоюза РАН и познакомились с его организаторами - В.Хлебодаровым, В.Соболевым, М.Козловым, А.Захаровым, Ю.Каплуненко, М.Мацокиным. Некоторых, например, С.А. Окулова, мы знали и раньше.

Весь первый день съезда шла дискуссия, кто и куда должен входить. Наконец, была найдена удачная формула: съезд предложено было назвать учредительно-объединительным. И дальше пошла работа над принятием устава, утверждением основных направлений деятельности, выбором руководства. Если вопрос о руководителе исполнительного органа – Президенте профсоюза, не стоял остро (была одна яркая кандидатура - В.Г. Хлебодаров), то на пост председателя Совета претендовали В.Соболев и А.Захаров. Оба ярко выступили по вопросу о задачах профсоюза.

И тут В.И. Медведев взял слово и сказал, что Захаров, прирожденный трибун и нападающий, должен забивать голы, а более спокойному и уравновешенному В.Н. Соболеву - место в обороне. Поэтому Соболев должен быть капитаном команды, а Захаров пусть будет его первым заместителем. Точка зрения Владимира Ивановича была поддержана большинством делегатов. Председателем Совета Профсоюза был избран Валерий Николаевич Соболев, что сыграло существенную роль в судьбе и успехах Профсоюза РАН в первые 15 лет его существования.

Сергей Окулов, председатель  Санкт-Петербургской региональной организации профсоюза.

- Объединенная профсоюзная организация ленинградских учреждений Академии наук СССР родилась раньше всего академического профсоюза. Питерцы, по сути, выступили идеологами академической профсоюзной самостийности и стали первопроходцами на этом тернистом пути. Постановление о создании Объединенного комитета профсоюза ленинградских учреждений АН СССР вышло 11 ноября 1986 года, а 16 ноября организаторы провели конференцию, на которой был избран первый состав ОКП. Эта команда была очень сильной: в нее входили директора академических учреждений, академики, научные сотрудники, инженеры - всего 43 человека. Да и сама организация в то время имела вдвое большую численность, чем сегодня.

Почему академические профорганизации решили отделиться от Профсоюза работников просвещения, высшей школы и научных учреждений, в который они тогда входили? В этом масштабном профобъединении, которое по сей день является одним из самых крупных в стране, сотрудники Академии наук составляли всего около 5%. Наши достаточно специфические проблемы мало кого волновали. К отделению и созданию собственного профсоюза питерские академические организации двигались постепенно. Сначала они зарегистрировали свой обком в рамках Профсоюза работников просвещения. По такому же пути, только медленнее, шли и профорганизации Академии наук в других регионах.

Ирина Виноградова, первый руководитель исполкома МРО.

- Создание Московской организации происходило в сложных условиях, все, конечно, волновались – получится ли то, что задумано. Слава Богу, получилось. Главные черты, которые за годы своего развития приобрела МРО, это, на мой взгляд, целеустремленность и достоинство. Я убеждена, что ученые должны не кричать на площадях, а побеждать соперников в дискуссии с помощью интеллекта. Переговоры дают больше, чем митинги. Конечно, заставить к себе прислушиваться нелегко, для этого необходимо  искать эффективные формы выражения своей позиции.

Обращаясь к событиям из ранней истории организации, вспоминаю забавный эпизод из 1990-х. Мы стояли в пикете у Минфина – требовали денег на науку. Финансирование задерживали, зарплаты не выплачивали - тогда это часто случалось. В этот момент мимо проезжала инкассаторская машина. Кто-то из наших в шутку закричал: «Деньги привезли!» Все повернулись к машине. Видимо, у нас были такие сосредоточенные и решительные лица, что инкассаторы резко развернулись и скрылись в ближайшем переулке.

Раиса Селитринникова, заместитель председателя МРО.

- Большая часть моей жизни - свыше 38 лет – отдано профсоюзу. За это время я ни разу не пожала, что связала свою судьбу с этой  организацией. Мне кажется, нет другой профессии, которая давала бы такой разнообразный жизненный опыт, такой драйв! Профсоюзному работнику необходимо быть и психологом, и политиком, и культоргом. Наша Московская организация многое успела сделать, и еще больше у нее впереди.

Елена Ильясова, председатель профкома Пущинской территориальной организации.

- Боевая и крепкая Объединенная профсоюзная организация Пущинского научного центра, возглавляемая сильным лидером – В.Н. Соболевым, всерьез влияла на жизнь наукограда. В советское время профсоюз в Пущино  распределял земельные участки и квартиры, решал вопросы охрана труда, организовывал спортивные и культурные мероприятий. Это была хорошая школа общественной активности. Так что когда в стране начался развал, сплоченные пущинцы одними из первых заявили о необходимости объединиться в академический профсоюз, а потом с ходу вступили в борьбу за российскую науку.

Я в основном помогала Валерию Николаевичу. Когда он возглавил Профсоюз работников РАН и стал уделять основное время этой работе, пропадая в Москве, я приняла у него пущинские дела.

В тяжелом 1998 году, когда финансирование науки сильно обрезали и ученым почти перестали платить, мы организовали первый Марш протеста на Москву. Эту акцию тогда хорошо поддержала пресса, освещавшая все наши действия, поэтому марш прозвучал на всю страну. Поход был трудный, но меня и сегодня согревает чувство единения и дружества, которое тогда нами владело. В Москве участников марша встречали шахтеры, которые уже два месяца держали оборону у Белого дома. Целая площадь была запружена народом, люди обнимались, братались, скандировали лозунги.

Надо сказать, на власть эти солидарные действия производили сильное впечатление. Помню, в середине пути из Пущино в Москву к нам приехал чиновник из Миннауки и попросил снять самые острые политические лозунги, мотивируя это тем, что лидеры профсоюза уже начали переговоры с представителями правительства. Но мы не стали этого делать.

По итогам переговоров с профсоюзом Министр науки пообещал увеличить финансирование и погасить задолженность по зарплате. Правда, эти обещания были выполнены не сразу: через два месяца (в августе 1998 года) в стране случился дефолт. Так что нам пришлось перекрывать семь центральных магистралей, ведущих в Москву. Это была великолепно спланированная акция нескольких подмосковных наукоградов, которая позволила добиться бесперебойного финансирования науки.

Второй поход на Москву пущинские ученые предприняли в 2002 году. Этот марш запомнился как молодежное мероприятие. Незадолго до него в общежитии для аспирантов и студентов научного центра в 20 раз повысилась стоимость проживания. Профсоюз вмешался и добился восстановления справедливости: академия выделила дополнительные средства на содержание общежития, и стоимость проживания была снижена. Поэтому когда профлидеры собирали ученых на марш с требованием сохранить РФФИ, повысить стипендии аспирантам и студентам, увеличить доплаты за ученые степени, на призыв массово откликнулась молодежь.

Третий марш против пресловутого "закона о монетизации", который принес много бед науке, состоялся в июле 2004 года. К тому времени власть уже научилась бороться с протестующими: нам перекрыли кислород в прессе, ставили палки в колеса везде, где только можно. И все же акцию мы провели. На этот раз в Москве организовали грандиозный митинг вместе с чернобыльцами, которых лишили льгот. Отменить 122-й закон не удалось, но финансирование науки было увеличено.

Валентина Соловьева, бывший председатель профкома ИНИОН РАН.

- Профсоюз дал мне очень много. Он меня научил понимать людей, быть им полезной. Он дал возможность реализовать свои способности, занять ту ячейку, в которой я себя чувствую комфортно.  Профсоюз, перефразируя известное выражение - это школа жизни, школа общения. Здесь постоянно сталкиваешься с жизненно важными для людей проблемами, которые, решая,  пропускаешь через себя – другого не дано. Сегодня людям, увы, некуда пойти со своими проблемами. Идут к нам, зная, что здесь их не оставят без помощи.  В основном люди у нас благодарные. Иногда бывает даже неловко от чрезмерного выражения признательности, когда говорят: «Не знаю, что со мной без вас было бы…» В  наше жестокое время люди отвыкли от внимания, человеческого отношения и ценят самые незначительные его проявления.

Но рассматривать профсоюз исключительно как  социальный отдел - значит, серьезно упрощать суть нашего движения. Это ведь еще и возможность участвовать в общественной жизни, выражать свою позицию, влиять на ситуацию внутри Академии наук, на отношение власти к науке. Объединение в профсоюз позволяет нам многого добиться. А мы и в масштабах государства, и в своем институте привыкли быть каждый за себя, за общее дело бороться не хотим. Ну, тогда и ныть не надо, что все плохо

Игорь Абраменков, бывший председатель профкома ФИАН и Президиума РАН.

- Я очень благодарен профсоюзу, он стал моей второй профессией, а вернее даже – жизнью. Увы, я не сделал карьеру радиофизика, хотя работал в блестящей лаборатории колебаний у академика А.М. Прохорова. В начале пути я не на шутку увлекся общественной  деятельностью: был одним из создателей кафе «Молодежное» на улице Горького, организовывал первый в Союзе джазовый фестиваль, часто ездил за границу по линии молодежных обменов.

В итоге последовал совету коллег и стал работать заместителем председателя профкома ФИАН. При активном содействии профсоюза в ФИАН работало 11(!) клубов по интересам.

В джаз-клубе играли самые известные музыканты, многие из них работали в нашем институте. В Клубе симфонической музыки В.Каслина бесплатно выступали великие музыканты и коллективы, прокатывая свои новые программы. В Клубах документального и художественного кино демонстрировались киноленты, не выпускавшиеся на большой экран. Мы сумели убедить директора ФИАН академика Д.В. Скобельцына, что советские ученые, которые выезжают за границу, должны знать мировую культуру, да и вообще жизнь, во всем ее разнообразии. Гостями  нашего Клуба поэзии были Е.Евтушенко, Р.Рождественский, А.Вознесенский.

А как-то к нам в профком пришел академик А.Сахаров и попросил посодействовать в оформлении загранпутевки в Израиль для него и Е. Боннэр. Ему везде отказывали, и, услышав, что мы активно занимаемся поддержкой загрантуризма, он решил прибегнуть к нашей помощи. Пытались помочь, конечно, но выезд за рубеж Сахарова был вопросом политическим, а не  организационным, так что успеха наше вмешательство не имело.

Вадим Гультяй, председатель профкома Института органической химии им. Н.Д. Зелинского.

- В команду МРО я попал благодаря коллеге, председателю профкома соседнего института Г.К. Семину. Он видел, что мы в своем институте создали сильную первичную организацию и успешно решаем многие проблемы, и предложил не вариться в собственном соку, а присоединиться к единомышленникам.  В те годы во всей науке шли разрушительные процессы. На собственность исследовательских учреждений нашлось много охотников. Мы, старожилы института, в какой-то момент поняли, что можем просто потерять здания и территорию, если общими силами не дадим отпор нападающим. В профком вошли активные доктора и кандидаты наук, и с нами стали считаться. Наш актив, к примеру, смог противостоять решению префектуры построить рынок на улице Бардина, хотя руководители расположенных там  институтов этому не сопротивлялось. Мы собрали представителей заинтересованных организаций РАН на митинг, вынесли решение торпедировать «рыночный проект» и с этим пошли к руководству РАН, которое нас поддержало.

Много было и ежедневной рутины, связанной с решением институтских проблем. Московская региональная организация командировала меня в Совет профсоюза, где я тоже с 1995 года активно работал. Приходилось организовывать массовые акции, на которые собирались сотни людей. Меня радует, что заложенные тогда традиции не утрачены.

Людмила Шишкина, председатель профкома Института биохимической физики им. Н.М. Эмануэля РАН.

- В начале 90-х годов руководство ИХФ решило, что раз у нас перестройка - сотрудникам можно не платить. Они не только сами не добивались денег, но даже и не ждали решения вопроса, а просто вывешивали очередную бумагу: «В связи с недостатком финансирования выплатить 30-40% зарплаты». Я возглавила борьбу за зарплату – стала писать бумаги, доставать данные, будоражить людей. Так с тех пор и работаю.

Конечно, приходится нелегко. Принципиальных и настойчивых начальство не любит. Со мной пытались бороться разными методами. У нас в лаборатории пропадал журнал учета присутствия сотрудников, а это важный документ для химиков. Однажды ко мне пришел поговорить довольно высокий чин из аппарата отделения. Мы долго общались ни о чем, я не могла понять, что ему от меня надо. Через два часа, прощаясь, он сказал: «Очень рад, что с Вами познакомился, а то нам сообщили, что вы ненормальная».

Сейчас есть серьезные опасения, что нас начнут теснить, отбирать помещения. Слишком уж аппетитное место занимает наш институт. Недавно уже приходила комиссия из ФАНО по проверке эффективности использования помещений. Говорилось о том, что на сотрудника не должно приходиться  больше шести квадратных метра. А как же тяги, оборудование для опытов, которое у химиков занимает много места?

Будем активно противостоять захвату здания: понятно, что ничем другим, кроме удобного местоположения, наш институт не провинился. Он развивается очень уверенно. Я уже не один год вхожу в комиссию по назначению стимулирующих надбавок и вижу, как растет эффективность работы наших сотрудников.

Валерий Берзин, бывший председатель профкома Института биоорганической химии. 

- В профсоюз я попал как «народный защитник». Директор нашего института академик Ю.А. Овчинников требовал от сотрудников работ, которые могли бы принести отдачу государству, и были выполнены на уровне, не ниже мирового. Борьбу с «недостаточно эффективными» он вел «отрезанием головы». Если лаборатория занималась наукой ради науки, через пять лет завлаб получал «желтую карточку». За этим часто следовало его увольнение и ликвидация лаборатории. Никаких скидок на прежние заслуги не делалось. Последним приказом, выпущенным уже тяжело больным директором, были уволены два члена-корреспондента и шестеро докторов, из которых четверо были завлабами.

Я постоянно был в оппозиции к Ю.А. Овчинникову, доказывал ему, что разгонять всю лабораторию неправильно. Если завлаб не справляется, при чем здесь люди? Разговоры об этом я вел непрерывно, и Юрий Анатольевич постепенно перестраивался. Кто его знал, может это оценить: он был очень властный человек, не терпящий возражений.

Инициатива наказуема: сотрудники из разгоняемых лабораторий перетекали в основном ко мне. Примерно половина из них не соответствовала своей квалификации, а поскольку в зрелом возрасте переучить человека уже невозможно, приходилось с ними расставаться. Но зато оставшиеся имели возможность работать и расти.

В профсоюзе я с 1972 года. В 1982 ушел из актива, а через 10 лет опять вернулся. За это время профсоюз деградировал до состояния кассы взаимопомощи, голос его в институте был не слышен. Я стал бороться за важные для людей вещи. Например, за то, чтобы премирование шло не по лицам (тогда основная часть средств достается начальникам), а по тематикам.

Вспоминаются 90-е годы, когда на первый план вышла помощь людям в примитивном выживании. Мы занимались оптовыми закупками продуктов, которые продавали сотрудникам по ценам поставщика. Снабжали не только тысячу свои работников, но и коллег из ИОХ, ИНЭОС, Института биологии развития, Президиума РАН, московского горкома Профсоюза работников образования и науки.  

Источник: Газета "Научное сообщество" №10 2017