http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=1a6ee0e0-121d-491d-b196-91a2dda89c7e&print=1© 2024 Российская академия наук
ПРОФИЛЬ: Александр Леонидович, проблема утечки мозгов из России давно уже стала общим местом. А сейчас много молодых ученых уезжают за рубеж?
Асеев: В 1990-е уезжали многие, а по некоторым направлениям науки — почти все. Финансирование науки тогда упало в 14 раз, и если в Москве и Санкт-Петербурге можно было найти какую-то более-менее оплачиваемую работу, то у нас — нет. Из институтов сотрудники уезжали целыми научными группами. Наши люди сегодня работают в самых разных уголках мира, в крупнейших университетах, компаниях и проектах. Я и сам тоже немало времени поработал за границей, но в итоге вернулся. С начала 2000-х ситуация с финансированием начала меняться в лучшую сторону, и сейчас массовый отток прекратился. У нас молодых сотрудников в СО РАН сегодня примерно 30%.
ПРОФИЛЬ: И сколько вы сегодня получаете от государства?
Асеев: Общий бюджет СО РАН составил в прошлом году 16 млрд рублей, из которых примерно половина остается в Новосибирске, а половина распределяется по нашим научным центрам. Это, конечно, меньше, чем у зарубежных аналогов, но это позволяет нам решать многие проблемы — прежде всего с приобретением оборудования. Мы также оплачиваем все текущие расходы. Мы уже можем обеспечить приличную зарплату нашим ученым. Естественно, что это не западные $3—5 тыс. в месяц молодым и $6—10 тыс. более опытным, но иметь $1,5—2 тыс. вполне реально. Сегодня можно с уверенностью говорить об обратном потоке. Одним из важнейших событий последних лет стал запуск программы государственных грантов в 150 млн рублей на три года. Даже для Запада $5 млн — это очень приличные деньги, многие нобелевские лауреаты довольствуются меньшими суммами.
ПРОФИЛЬ: Вы говорите, что дела в науке стали налаживаться. Но пока это не очень-то отразилось на отечественной экономике — в России мало современных инновационных товаров. Почему?
Асеев: С настоящими инновационными продуктами у нас плохо, потому что недостаточно развиты соответствующие сектора промышленности. Мы ведь стремительно стали отставать от Запада еще в советские времена, за исключением отдельных отраслей, связанных с оборонно-промышленным комплексом, космосом. Холодная война была действительно войной и закончилась экономическим поражением нашего государства. Мы все ждали, что с началом рыночных реформ в страну пойдут настоящие инвестиции. Но этого не произошло, нас просто смяли, как конкурента, и все. Сегодня постепенно высокотехнологичные предприятия появляются в информационно-коммуникационном секторе, в нанотехнологиях, медицине. Но в России спрос на инновационные продукты ограничен, а пробиваться с готовыми продуктами на западный рынок очень сложно, практически невозможно — реально только поставлять за рубеж отдельные компоненты и решения.
ПРОФИЛЬ: Почему у нас так и не появились ни Стив Джобс, ни Билл Гейтс? Где наши звезды инновационного бизнеса?
Асеев: Ньютон сказал: если я чего и добился, то только потому, что стоял на плечах гигантов. У нас с гигантами инновационного бизнеса плохо: есть великие ученые, но нет великих ученых —предпринимателей. Любое техническое достижение западной цивилизации — телефон, автомобиль, компьютер — это колоссальный труд большого числа людей.
У нас просто нет такой культуры, мы, наверное, не способны к подобной кропотливой работе. Массовая продукция, которая сейчас называется инновационной, лучше получается на Западе, у китайцев, корейцев, японцев.
ПРОФИЛЬ: Но если ни компании Apple, ни компании Google у нас не получится, то где же тогда место России в мировой экономической и научной системе?
Асеев: Наша стезя, как показывает история, — это решение глобальных задач. Мы нация прорывных решений. Полететь в космос, построить самую большую гидроэлектростанцию, освоить нефтегазовые месторождения Крайнего Севера — это мы можем, а вот, как китайцы, работать мировой фабрикой — нет. Приведу пример. Академик Жорес Алферов получил Нобелевскую премию за исследования в области полупроводников, которые он проводил начиная с 60-х годов прошлого века. На этом базируется вся современная микроэлектроника, и многие страны мира строят свое экономическое благополучие с использованием созданной у нас технологии. При этом мало кто знает, но в производстве полупроводников используются высокотоксичные материалы, в том числе и боевые отравляющие газы. Когда я вижу, как в лаборатории недалеко от центра Парижа или в японской Нагое выращивают эти алферовские структуры, я понимаю, что у нас это невозможно. Да мы бы полстраны поубивали при нашей производственной «культуре», а там — нет. Но это не значит, что у нас нет никаких шансов в инновационном бизнесе. Есть, мы ведь очень талантливый и креативный народ. И примеры успеха уже налицо. Например, Евгений Касперский со своей лабораторией, Виктор Быков с компанией НТ-МДТ, лауреат Госпремии Валентин Гапонцев с лазерами для телекоммуникаций и т.д. Достижений уже немало. Мало кто знает, что, к примеру, Институт ядерной физики СО РАН — крупнейший экспортер Новосибирской области. К слову, в прошлом году мы помимо шестнадцати бюджетных миллиардов сами заработали еще шесть.
ПРОФИЛЬ: Если мы сильны в фундаментальных исследованиях, тогда у нас должны появляться нобелевские лауреаты?
Асеев: Я думаю, что нобелевские премии у нас будут — и в не очень отдаленном будущем. Предвестник тому — нобелевские премии наших соотечественников Гейма и Новоселова, полученные пока за работу в зарубежных лабораториях (Андрей Гейм и Константин Новоселов, работающие в Англии, получили Нобелевскую премию за открытие графена. — «Профиль»).
ПРОФИЛЬ: Может быть, проблема российской науки все-таки в слабом управлении: старые академики не могут приспособиться к требованиям нового времени? Надо ли реформировать систему РАН?
Асеев: Конечно, систему управления наукой необходимо совершенствовать. Другое дело, что наука — это система ранимая: шашкой махать не надо, потом ничего не соберешь. Вот в начале ХХ века лучшая наука мира была в Германии. А потом ученые сбежали от нацистского режима — преимущественно в США. И эта страна, естественно, вырвалась в научные лидеры. Еще раз подчеркну, резать по живому не стоит. Часто говорят о засилии восьмидесятилетних, но если их убрать, кто будет учить молодых исследователей и будущих инноваторов?
ПРОФИЛЬ: А что вы думаете о «Сколково»? Может быть, это будущая модель соединения науки и бизнеса? Кстати, вы не ревнуете государство к этому проекту? Ведь он оттягивает на себя внимание, кадры, деньги.
Асеев: Мы на «Сколково» не в обиде. Этот проект я считаю правильным шагом по улучшению ситуации в науке, образовании и наукоемком бизнесе, но неприятная сторона состоит в том, что создание для «Сколково» специального режима работы означает признание на высшем государственном уровне того факта, что на всей остальной территории России сделать ничего в этом плане невозможно.
ПРОФИЛЬ: Но что-то же нужно делать на остальной территории? Что?
Асеев: Обязательно должна быть конкурсность при распределении финансирования. Необходима государственная поддержка научных школ и образовательных центров. Нужно создать систему премирования институтов и научных центров за разработки и достижения, создание новых продуктов. В систему управления, безусловно, должны быть привлечены молодые люди. Хоть мне и не нравится это слово, но стоит подумать и о квотах для молодых. Не все, конечно, сводится к деньгам. Из того, что точно надо сделать, — организовать для студентов технологические инкубаторы, в которых они могли бы заниматься прикладными исследованиями уже во время учебы, отдача будет обязательно. Академии наук надо дать возможность работать с использованием всех преимуществ рыночной системы, быть заказчиком, исполнителем госпрограмм с получением капитальных вложений в развитие. Пока мы самоуправляемая организация на государственном финансировании и вести полноценную хозяйственную деятельность не можем. Даже те деньги, которые мы зарабатываем, попадают на счета Федерального казначейства. Надо разрешить научным центрам распоряжаться акциями созданных ими инновационных предприятий. Сейчас де-факто невозможно привлечь стороннего инвестора, поскольку нельзя размывать долю центра в компании, а на выкуп допэмиссии средств нет. В общем, нам необходимы механизмы развития. Это, может быть, главное, что нам нужно сейчас от государства.
ПРОФИЛЬ: Александр Леонидович, вы не сужаете жизненное пространство для российской науки, накрепко привязывая ее к государству?
Асеев: Да, у нас наука — это забота государства. Так же, как и образование. Ни на какие частные средства научные центры и образовательные учреждения у нас жить не смогут. Западная модель в России не работает. И одна из ключевых причин, о которой я уже говорил, — отсутствие большого количества компаний, потребляющих и производящих инновации. Но это факт, и ситуацию быстро изменить невозможно, это процесс очень длительный.
ДОСЬЕ
Александр Асеев родился в 1946 году в Улан-Удэ. Окончил Новосибирский госуниверситет. Доктор наук, академик РАН. Специалист в области элементной базы и материалов микро- и наноэлектроники, диагностики полупроводниковых систем, микро- и наноструктур. В 1990-е годы несколько раз выезжал за рубеж (США, Англия, Франция, Япония) для научной работы. В настоящее время — вице-президент РАН, председатель Сибирского отделения РАН, директор Института физики полупроводников им. А.В. Ржанова. Награжден медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.
Квартирный вопрос
Отсутствие жилья для молодых ученых — одна из ключевых проблем, которую решают руководители всех научных организаций страны. Даже при растущих зарплатах купить квартиру научный сотрудник не может, поскольку цена квадратного метра зашкаливает. Например, в новосибирском Академгородке она перевалила за 100 тыс. рублей. «Академгородок постепенно становится местом жизни не ученых, а бизнесменов», — говорит Александр Асеев. Он отмечает, что когда возглавил СО РАН, то пришел к убеждению, что федеральная земля, на которой расположены учреждения отделения, должна в том числе использоваться для строительства доступного жилья для научных сотрудников. Эта идея уже от имени РАН была доложена президенту Дмитрию Медведеву, и он ее поддержал. Сейчас государство выделяет РАН по 1 млрд рублей в год на решение жилищного вопроса молодых ученых. В 2011 году Сибирское отделение на свои 118 млн рублей купило 89 квартир под служебное жилье. Всего же в прошлом году молодым сибирским ученым дали 259 квартир. В текущем году на эти цели для СО РАН выделено 174 млн рублей, а в следующем — 374 млн рублей. Кроме того, в Академгородке реализуется совместный проект СО РАН и Фонда содействия развитию жилищного строительства. На участке в 153 га, в шаговой доступности от институтов, планируется построить малоэтажное жилье для 1 тыс. семей научных сотрудников. Квартиры будут продаваться по себестоимости, по кредитным схемам с участием Сбербанкаи, возможно, других ведущих банков страны. Первый взнос, по предварительным оценкам, составит примерно 1 млн рублей. «Сейчас нам нужно подвести коммуникации к участку, это стоит денег. Мы рассчитываем на поддержку и Фонда РЖС, и местных властей», — отмечает Александр Асеев и подчеркивает, что его задача максимально эффективно реализовать этот пилотный проект.