Версия для печати
Вернуться к списку

УВИДЕВШИЙ СЛОНА

В выступлении перед коллегами, которое Евгений Шусторович шутливо назвал “Теоретик в поисках слона”, он, в частности, представил свое научное кредо. Ученый сформулировал его, используя известную притчу о слепцах, ощупавших слона с разных сторон и разошедшихся во мнениях о том, что же это за существо. “Найти слона, то есть не просто описать явления, а выявить их взаимосвязь, собрать из частей целое ­ это самая захватывающая игра, в которую играет теоретик, ­ объяснил Евгений Меерович. ­ Для создания “слоновьей модели” мы вольны установить любые правила, но должны их математически обосновать и неукоснительно соблюдать: только это делает игру возможной”.

По просьбе “Поиска” Евгений Шусторович рассказал о тех случаях, в которых ему удалось сложить из множества разрозненных паззлов своих “слонов”.

­ Расскажите, пожалуйста, о полученных в Америке результатах, за которые вам присвоен статус иностранного члена РАН.

­ Моя американская жизнь началась в Корнеллском университете: я присоединился к группе Роалда Хофмана, будущего нобелевского лауреата. Роалд предоставил мне полную свободу выбора тематики, и я решил закончить исследования взаимного влияния лигандов в химических соединениях, которыми занимался в России.

Лиганды ­ это молекулы или ионы, связанные в комплексных соединениях с центральным атомом­комплексообразователем. Экспериментаторы накопили огромный материал по физическим и химическим проявлениям их взаимодействия, но общей и внутренне непротиворечивой модели этого процесса не существовало. Мне удалось ее построить на квантово­механической основе. За первые два года я опубликовал более 20 статей, исчерпал для себя эту тему и решил поменять направление.

Намеревался продолжить работу в университетских исследовательских структурах. Но оказалось, что первоклассные научные центры, где востребованы теоретики, есть и в ведущих производственных фирмах, которые хорошо платят за работу. Я принял предложение компании Eastman Kodak. Штаб­­квартира этого мирового бренда находится в Рочестере, недалеко от Корнеллского университета, где у меня уже появилось много друзей.

Мне предложили выбрать тему, потенциально полезную для какого­то из направлений работы компании, и я решил заняться хемосорбцией (химическая адсорбция на поверхности твердого тела) переходных металлов. Универсальная теория этого процесса ­ главное, что я сделал в Америке. Построенная феноменологическая модель оказалась привлекательной для экспериментаторов, поскольку выражает взаимосвязь различных феноменов хемосорбции в основном в терминах наблюдаемых величин. Используя эти формулы, химики могут сами рассчитывать энергетику и кинетику явлений, которые изучают.

Более того, оказалось, что численные оценки по моим простым аналитическим формулам, как правило, не уступают сложным и дорогостоящим квантово­механическим расчетам. Модель позволяет проводить детальный анализ микрокинетики гетерогенного катализа. Надо сказать, что, часто меняя направления теоретических исследований, я всегда выбирал проблемы, которые были важны для экспериментаторов.

­ Вы подчеркиваете практичность своих теорий. Однако совершенно ясно, что речь не идет о прямом применении их в производственном процессе. Почему фирме Kodak оказались интересны ваши работы?

­ Когда я начал там работать ­ в конце 1980­х, у Kodak были огромные химические отделения в штатах Теннесси и Техас. Они производили и продавали химикаты для фотопроцессов и множество других соединений. Тогда компания была на подъеме: она не считала деньги и набирала людей, которые могли работать на будущее. Но постепенно экономический климат изменился: исследовательский центр компании был упразднен, всех ученых прикрепили к существующим линиям бизнеса, и тогда я ушел из компании, в которой проработал 15 лет. Мне предложили возглавить исследовательскую работу в молодой фирме American Scientific Materials Technologies. Она занималась созданием новых материалов, поверхности которых могут служить носителями катализаторов. Кстати, по этой теме мы тесно сотрудничали с исследователями из РАН.

­ Смогли бы вы сделать так много в науке, если бы не уехали в Америку?

­ На этот вопрос нет однозначного ответа. Условия для работы за рубежом, конечно, были лучше. Но я всегда помнил, откуда вышел, и отчетливо осознавал, что конкурентоспособен в Америке, поскольку получил в России прекрасное образование, работал с замечательными людьми. Я был учеником академика Якова Кивовича Сыркина и профессора Мирры Ефимовны Дяткиной. Кандидатскую диссертацию защитил в Институте химической физики РАН, а докторскую ­ в Институте элементоорганических соединений. Живя в Америке, я никогда не терял связи с российскими коллегами и друзьями и счастлив, что теперь могу говорить не “ваша академия”, а “наша академия”.