Версия для печати
Вернуться к списку

Требования безопасности

Евгений Олегович Адамов - активный участник ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, экс-министр атомной энергетики Российской Федерации. См. также выступление Сергея Кириенко.

Среди реликвий моей жизни не так много тех, которые я храню. И вот к этим реликвиям относиться этот пропуск, который всем, кто жил в Иванково в то время и работал в 1986-м году на ЧАЭС, давал проход, как здесь написано, в ссуду. Я поэтому с удовольствием приветствую своих коллег по устранению Чернобыльской аварии, отдаю дань уважения всем, кто внес в ту героическую и патриотическую работу. Патриотическую - потому что в те годы мы ставили интересы страны выше личных. И вот за 25 лет мы прошли достаточно большой путь, когда и здесь начало многое меняться.

Как человек, который возглавил после Чернобыльской аварии институт, который разрабатывал эти реакторы (Научно-исследовательский и конструкторский институт энерготехники им. Н.А. Доллежаля - "Полит.ру"), я не могу не отметить, что наряду со словами, которые до сих пор звучат, что вина за Чернобыльскую аварию, в основном, на персонале, я вовсе не хочу опровергать ту бесспорную версию, что не нарушай персонал те регламенты эксплуатации, аварии бы не произошло. Я хочу напомнить, что эта авария выявила и недостатки физические, физического расчета, которые относятся и к работам моих коллег института, где я начинал, и Курчатовского института, и недостатки систем управления, которые, естественно, устранены за последующие годы на всех реакторах, которые необоснованно, с моей точки зрения, закрыты. Я, прежде всего, имею в виду ситуацию, которая произошла в Литве: страна, которая настолько стремилась в Европу, что пожертвовала своими достаточно надежными блоками для того, чтобы перейти из экспортера электроэнергии в доноры, требующие энергоснабжения. Вы помните, что не в советское время, когда страна была сильна, а в 91-м году раздались требования закрыть все блоки постройки по советским проектам, мне тогда с коллегами из Украины, Белоруссии и Казахстана пришлось противостоять профессиональной команде западных экспертов. Но выводы, которые сделала это команда под руководством выдающегося английского специалиста в атомной энергетике Джорджа Тайрора, который свою профессиональную деятельность начал с анализа причин и последствий первой крупной аварии в атомной энергетике в Уиндскейле, кстати, засекреченной. Нам говорят, что у нас много было засекреченного на Маяке - об аварии в Уиндскейле мы узнали через 15-20 лет. И вот вывод этого международного проекта был такой – безопасность станции, построенной по советским проектам, равна безопасности западных АЭС тех же годов постройки. Вот эти иллюзии, с которыми до сих пор сегодня носятся, с ними пора расставаться.

Я думаю, что многие помнят фамилию профессора Расмуссена, который был энтузиастом внедрения так широко применяющихся сегодня методов вероятностного анализа безопасности. После Три-Майл-Айлендской аварии 1979 года, в 1982-м году, Расмуссен был в Курчатовском институте и делал достаточно большой доклад. Я ему задавал один вопрос: «Когда следующая?» Он всячески уклонялся от этого ответа, но потом все же сказал: «Не в ближайшую тысячу лет». Авария произошла в 1986-м году, через 4 года после его доклада.

Вот сегодня здесь звучали слова, что мы обеспечим такую безопасность, что после Чернобыля сделали все, чтобы такие аварии не повторялись. Но как-то это все действительно не совпадает. Произошла авария, отнесенная сегодня, наверное, неправомерно, к тому самому седьмому уровню, и с точки зрения технических последствий такая же, как Уиндскейл, такая же, как Три-Майл, такая же, как Чернобыль. То есть - полное типическое разрушение объекта, на котором она произошла, и они не удосужились три, может быть четыре реактора полностью вывести из строя.

Вот спрашивается, насколько же мы можем дальше покоиться на этих подходах. На подходах вероятностного анализа для того, чтобы отвечать на вопрос «Когда?», на подходах защиты в глубину и бесконечно увеличивать стоимость мер и стоимость объектов, на которых эти меры применяются.

Я думаю, что для того, чтобы обосновывать существование действующей атомной энергетики, достаточно того простого факта, который вытекает из первого доклада, который здесь сделал академик Большов. Материалы компетентных специалистов убедительно показывают, что на ядерных объектах, даже при самых тяжелых авариях, к которым относятся перечисленные, не происходит такого количества смертей и такого количества заболеваний от радиационного воздействия, которые происходят ежедневно в мире от других техногенных событий. Не происходит то, что тоже приводит к заболеваниям. И это есть неразрывно связанные с атомной энергетикой события, и мы, люди, работающие в этой сфере, не можем относиться к этому так, что это дело врачей, это дело психологов, это дело образования, о котором совершенно верно говорил Сергей Владиленович.

В Японии, где генетическая память повреждена, начиная с Хиросимы и Нагасаки, как вы понимаете, те идеи соизмерения, которые у нас многие знают понаслышке, и бэр, рентген и грей, знают со школьных времен. И, тем не менее, мы с вами с удивлением кто-то, кто-то с состраданием, а кто-то с неприкрытым злорадством, смотрел на то, как пожарники, которые должны были идти на Фукусиму, выглядели практически как камикадзе. Некоторые из них прощались с семьями, писали завещания. Значит, образования недостаточно, значит, после таких случаев, которые могут повторяться в силу технологических особенностей, которыми обладают сегодняшние атомные станции, могут быть и такие последствия, которые с радиацией непосредственно не связаны, но которые связаны с существованием атомной энергетики. О том, что атомная энергетика не неизбежное зло, а необходимость, говорит несколько простых фактов. Первый факт – численность сегодняшнего населения такова, что мы привыкли жить так, что от шести до двенадцати киловатт приходится, в общем, на каждого из нас, это достаточно комфортное жилье. А поделите всю мощность всей генерации, которая есть в мире на табуляцию, которая сегодня есть, вы получите два киловатта. А когда вы от этих средних величин перейдете к густонаселенным районам Азии и Африки, вы увидите, что в целом ряде этих стран нет и одного киловатта. Следовательно, энергетическая потребность, особенно в условиях развивающихся населения, – неизбежна.

Мы должны взять от ветра все, что можно, и, кстати говоря, ветер в последние годы совершает достаточно большие успехи, его суммарная мощность на конец прошлого года – 190 гигаватт, то есть, чуть больше половины того, что имеет атомная энергетика.

Так же и солнце, так же и с другими возобновляемыми источниками. Но все дело в том, что сегодняшняя атомная энергетика, которая замещает всего лишь 6% в энергетическом балансе, может сделать то, чего не могут сделать все эти источники, от которых можно взять ровно столько, сколько они могут дать.

Так что же должна сделать атомная энергетика для того, чтобы от сегодняшних 6% стать действительно полномасштабной и решить эти проблемы? Решить проблемы безопасности, а это значит - это энергетика, при которой метры или километры надо считать на отселение, и при которой в таких случаях не потребуется эвакуации населения. Вот первое ее условие. Не глубокий анализ запроектных аварий и деление на проектные и запроектные, о чем совершенно справедливо говорил предшествующий докладчик, который делал доклад о втором этапе (три этапа Сергей Владиленович выделил), и это к сегодняшнему этапу вполне относится, а такие атомные станции, которые не будут иметь запроектных аварий. Все, что по природным законам может на них произойти, должно быть учтено по проекту. И это следующее требование к атомной энергетике.

У нас сегодня обходят немножко вниманием на нашей конференции, и это по понятным причинам, аварии не реакторные, а такая крупная авария, как на Маяке в 1957-м году. Она не была на реакторе, она была связана с отходами ядерной энергетики. И это тоже влияет на психику людей, когда они знают (не очень многие), что есть такая страшная субстанция, как отработанное ядерное топливо, радиоактивные отходы. Вот вторая проблема, которая должна быть решена в атомной энергетике, если она хочет стать крупномасштабной.

Мы знаем сегодня, что можно, развивая замкнутый топливный цикл, используя быстрые реакторы, таким образом построить обращение ядерных материалов в замкнутом ядерном цикле, что мы не будем менять природную радиоактивность Земли. Сколько достали радиоактивности из Земли, столько радиоактивности в нее и вернули.

И, наконец, третье требование. Оно для нас, живших в советской стране, не было очень близким. Это была страна, для которой проблема нераспространения ядерного оружия была достаточно далека. Сегодня проблемы терроризма, сегодня проблема защиты ядерных материалов в наших странах настолько же актуальна, как во всем остальном мире. Ядерная энергетика основана была на военных технологиях, потому что они были в руках, нужно было использовать обогащение урана, нужно было использовать выделения плутония. И они были в руках, потому что они создавались для ядерного оружия. Но ядерная энергетика не нуждается ни в том, ни в другом. Не нужно будет за Ираном следить, развивает он или не развивает технологию обогащения, до какого уровня – 4% или 90%. И очень простой вопрос – вы хотите заниматься ядерной энергетикой? тогда эта технология для вас не нужна. Но сначала надо это показать. И я очень рад сегодняшнему выводу, который, очевидно, сделало руководство нашей корпорации – надо всемерно ускорить те работы, с которыми не просто задержались на десять лет, а в течении десяти лет ничего не делали.

И, наконец, последнее – все, о чем мы тут говорим, не может быть бесконечно дорого. Это должно укладываться в экономически разумные критерии. Мы знаем, как это сделать, соответствующая наука существует, и я приглашаю к совместному участию в работах и по второму этапу, о котором говорил мой предшествующий докладчик. Потому что 10-15 лет будут связаны с развитием ядерной энергетики на тех реакторах, которые мы имеем. И, самое главное, - с участием в тех работах, которые могут сделать ядерную энергетику решающей, крупномасштабной проблемой и решающей проблемой устойчивого развития человечества. То есть то, о чем говорил президент Путин на Саммите 2000-го года, о котором вспоминал Сергей Владиленович.