http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=9107c15f-cd82-42a9-8bb9-3931ea28b6a4&print=1
© 2024 Российская академия наук

Академия отвечает

08.02.2010

Источник: Эксперт, Николай Добрецов, Валерий Ермаков



Николай Добрецов, Академик РАН, член президиума РАН, председатель СО РАН в 1997–2008 годах

Для начала, удивляет попытка авторов статьи «Шесть мифов…» отделить современную Российскую академию наук от имени Петра I и созданной им Петербургской академии наук, поскольку Академия наук с самого начала была не научным клубом, как считают авторы, а самой «государственной» из существовавших тогда академий, эффективно выполнявшей важнейшие заказы государства. Петр I своим указом не только создал Академию наук, но и собственноручно написал первый государственный заказ — инструкцию для Первой камчатской экспедиции (1725–1729). Первая, а за ней и Вторая камчатская экспедиция (1733–1743) стали одним из самых крупномасштабных государственных проектов XVIII века, выполненных РАН. Экспедиционная деятельность Академии наук в Сибири и на востоке страны продолжалась до середины XX века. Без экспедиций РАН было бы невозможно не только освоение огромных пространств за Уралом, но и само владение ими.

Важное значение приобрели создаваемые, опять же по заданию государства, академические комиссии. Такие, как сформированная в конце ХIХ века постоянная комиссия по изучению естественных производительных сил (КЕПС), во главе которой стоял академик В. И. Вернадский, созданная в 1916 году комиссия по изучению Байкала под руководством академика Н. В. Насонова, и другие — всего 21 комиссия. КЕПС и ряд других комиссий стали полигонами для отработки новых подходов к организации научных исследований в стране и подтолкнули государство к созданию сети государственных НИИ как наиболее перспективной формы научной деятельности. Ко времени революции 1917 года в АН сформировалось научное лобби, ориентированное на повышение роли и места академических учреждений в экономической жизни страны. Реализовать эти замыслы удалось в послереволюционной России.

При советской власти, начиная с 30−х годов, когда академия действительно приобрела новый статус, она доказала свою эффективность, сыграв решающую роль в крупнейших проектах: ракетном, атомном. В открытии и освоении нефтегазовых месторождений Сибири, создании Сибирского отделения АН и др. И на всех этапах Академия наук и ее члены не отказывались от ответственности в накаленной обстановке того времени, сопряженной с риском потерять жизнь. И часть академиков ее потеряли.

Привычным штампом стало сравнение президиума РАН с «министерством науки». Но президиум РАН — выборный орган. В его состав входят крупные ученые, члены РАН, представляющие разные направления наук и получившие большинство голосов общего собрания академии. Вряд ли можно найти более демократическую и более жесткую процедуру отбора руководства любой другой государственной организацией Российской Федерации. Поэтому решения президиума РАН, как никакой другой группы экспертов, являются легитимными и в большинстве случаев наиболее компетентными.

При обсуждении так называемых мифов РАН удивляет умение авторов статьи «Шесть мифов…» манипулировать цифрами. Так, возраст сегодняшних академиков сравнивается с возрастом приглашенных Петром I иностранных ученых при зарождении Академии наук. Можно сравнить и с возрастом тех ученых, которые создавали Сибирское отделение АН, когда среди ее основателей были академики 32–33 лет. Но рано или поздно все стареют, основатели петровской академии тоже постарели. Но мы не слышали, чтобы их за это уволили.

Авторы статьи «Шесть мифов…» сравнивают результативность РАН по количеству публикаций на единицу затрат с сектором высшего образования России, а по цитированию — с Академией наук Китая, с Обществом Макса Планка (Германия) и Национальным центром научных исследований (SNRS, Франция). Возникает вопрос: почему для сравнения с нашими вузовскими учеными и заграничными выбираются разные критерии? Ответ прост. Обилие вузовских публикаций, к сожалению, не говорит об их качестве. За редким исключением тех вузов, которые тесно связаны с РАН, — Московского, Санкт-Петербургского, Новосибирского университетов и некоторых других — цитируемость работ вузовских ученых приближается к нулю. А ведь авторы статьи «Шесть мифов…» именно цитируемость рассматривают в качестве главного критерия качества ученого. Если и можно говорить о наличии в вузах России современной фундаментальной науки, то только там, где осуществляется их кооперация с институтами РАН.

Валерий Ермиков, завотделом Института геологии и минералогии им. В. С. Соболева СО РАН

Что касается сравнения результативности РАН с зарубежными научными организациями в расчете на единицу затрат, то нельзя не принимать во внимание структуру отечественного бюджетного финансирования РАН, которое последние 10–15 лет напоминает пособие по безработице: доля оплаты труда в нем с начислениями составляет около 80%, остальное — оплата коммунальных и прочих услуг. РАН пошла на это сознательно, чтобы поднять уровень оплаты труда ученых хотя бы до среднестатистического. Средства собственно на исследования (химикаты, материалы, командировки, экспедиции и др.) ученые РАН добывают в борьбе за гранты и контракты. Вряд ли такое положение сильно способствует повышению результативности труда ученых.

И тем не менее результаты наших ученых, на наш взгляд, вполне достойны. В том числе и по критерию цитируемости. На основе базы Wab of Science опубликован список российских исследователей, имеющих более ста ссылок на их работы за последние семь лет («список Штерна»). Так, в СО РАН работают математик академик С. К. Годунов (3711 ссылок), физик В. Л. Черняк (4615), химики академики М. Г. Воронков (14059) и В. В. Болдырев (4314), геолог академик Н. В. Соболев (4874) и другие, стоящие в верхней части списка ISI самых цитируемых ученых России (свыше тысячи). Это достойные показатели для ученых мирового уровня.

При этом одна публикация, в переводе на статьи, стоила СО РАН в среднем 718 500 рублей, что есть около 24 тысяч долларов США по сегодняшнему курсу. Кажется, даже на фоне Общества Макса Планка СО РАН смотрится неплохо.

Львиная доля магнитов запущенного в 2009 году международного адронного коллайдера в Церне (Швейцария) сделана на опытном заводе Института ядерной физики СО РАН. В этом же году первые тысячи тонн нефти получены на Ванкорском месторождении на севере Красноярского края. Извлекаемые запасы этого месторождения оцениваются в 520 млн тонн нефти и 95 млрд кубометров газа. Двадцать лет назад контуры этого месторождения обозначил академик А. Э. Конторович. Такое же производство на следующий год будет развиваться в Восточной Сибири в Юрубчено-Тахомской зоне, гигантские месторождения которой содержат самое древнее на Земле докембрийское углеводородное сырье. Нефть и газ Восточной Сибири, ради которых построен трубопровод на Восток, к Тихому океану, в 60–70 годах прошлого века предсказал и открыл академик А. А. Трофимук со товарищи. Он же открыл газогидраты — свойство природного газа находиться в твердом состоянии. Сегодня известные запасы этого сырья на шельфах морей и океанов превышают все имеющиеся в мире запасы традиционных углеводородов. Начата добыча алмазов в Архангельской области и на самом крупном месторождении Снеп-Лейк в Канаде, открытых членом-корреспондентом РАН Н. П. Похиленко и академиком Н. В. Соболевым.

Чтобы объективно оценить результаты деятельности РАН, достаточно вспомнить печальную судьбу практически уничтоженного мощного отраслевого сектора российской науки. Один из результатов этого — многочисленные техногенные аварии и катастрофы, в основе которых лежит человеческий фактор: либо отсутствие специалистов высокого класса, либо отсутствие у них достаточных полномочий.

А российская фундаментальная наука, при всех проблемах, сохранила основополагающие принципы своей организации и в основном свои научные школы. Причины спада научной продуктивности нужно искать не в Академии наук, а в общей ситуации в стране, где нет спроса на научные результаты, так же как нет ни одной наукоемкой отрасли экономики, которая бы не только превысила, но хотя бы достигла показателей прошлых лет. Российская академия наук все последние годы развивалась не столько «благодаря», сколь «вопреки», при практическом отсутствии государственного заказа, и ее показатели на общем фоне не так уж и плохи.

В самые трудные 90−е годы при помощи Министерства иностранных дел и ГКНТ России при сибирских институтах, имеющих высокий международный рейтинг, было организовано 16 международных научных центров на базе имеющихся у СО РАН исследовательских установок национального масштаба, новых технологий или уникальных природных объектов (озеро Байкал, бореальные леса Сибири, вечная мерзлота и т. п.). Таким образом, в многочисленных совместных проектах реально осуществляется «международный аудит», о котором так пекутся авторы статьи «Шесть мифов…».

При этом академия постоянно сталкивается с противоречивыми и плохо продуманными указаниями и решениями органов государственной власти, существенно усложняющими условия работы ученых. Как пример: еще пять лет назад Министерство финансов РФ в лице тогдашнего первого заместителя министра Т. А. Голиковой (письмо от 05.03.2004 №12.04.02/413) сообщило нам, что «…основной целью деятельности РАН и ее региональных отделений, определенной Федеральным законом о науке и научно-технической политике и уставом Сибирского отделения РАН, является организация и проведение исследований, направленных на решение важнейших научных проблем». А поскольку «…инновационная деятельность направлена не на получение новых знаний, а на внедрение результатов научных работ, то, соответственно, она не отвечает целям деятельности РАН и ее региональных отделений». В то же время другое правительственное ведомство, Минобрнауки РФ, наоборот, упрекает академию в слабой практической отдаче. Так же как многие представители общественности, в том числе авторы статьи «Шесть мифов Академии наук».