Версия для печати
Вернуться к списку

Жизнь и выживание на примере отдельно взятой лаборатории

Какова роль господдержки, и как быть, когда ее не хватает, как получить грант, в чем разница между системой финансирования лабораторий в России и других странах, хватает ли денег на развитие в текущей ситуации — ответы на эти и другие вопросы дала Елизавета Александровна Бонч-Осмоловская, заведующая лабораторией гипертермофильных микробных сообществ Института микробиологии им. С.Н. Виноградского РАН.

Елизавета Александровна Бонч-Осмоловская – доктор биологических наук, заместитель директора Института микробиологии им. С.Н. Виноградского РАН, заведующая лабораторией гипертермофильных микробных сообществ в том же Институте, член президиума Международного общества микробной экологии и Международного симпозиума по биогеохимии окружающей среды, а также соавтор около 100 научных работ, специалист в области таксономии, экологии и физиологии термофильных прокариот.

Какова сейчас общая ситуация с госфинансированием науки? Есть ли какие-то особенности у вашей научной сферы с точки зрения внимания, которое государство ей уделяет? Нужно ли что-то менять?

Сейчас в науку вкладывается немало денег, по крайней мере, по сравнению с недавним прошлым. При этом базовое финансирование институтов покрывает только оплату коммунальных расходов (и не увеличивается, несмотря на их рост) и зарплату сотрудников, по московским меркам весьма скромную. Также ежегодно выделяются деньги на покупку какого-то крупного оборудования общеинститутского пользования. Все остальное мы должны добывать сами – добавки к зарплате, которые особенно важны для молодых людей, деньги на реактивы, на мелкое оборудование, принадлежащее лаборатории, на канцелярию, оргтехнику, на командировки, в том числе на участие в конференциях. Это все делается на гранты. Особенностей у моей научной сферы, пожалуй что, нет, разве некий прикладной прицел наших исследований, который позволяет претендовать на гранты Минобрнауки. Этим наша область выгодно отличается от других классических биологических наук, относящихся к так называемой «организменной биологии». Менять многое нужно было двадцать лет назад, тогда и ситуация была бы сейчас другая.

Как живет ваша лаборатория? Кто обеспечивает финансирование? Что именно нужно вашей лаборатории и зачем?

Наша лаборатория живет неплохо благодаря нескольким крупным грантам, которые мы имеем. Это программы Академии наук, гранты Минобранауки, с нового года начнется финансирование по большому европейскому проекту, в котором мы участвуем.

Этого финансирования более или менее хватает, хотя я всегда переживаю за нашу молодежь, зная, сколько сейчас зарабатывают их сверстники в компаниях – нам до этого, конечно, далеко. Правда, есть другие, не совсем материальные преимущества, которые, я надеюсь, хотя бы частично компенсируют нашим молодым сотрудникам это неравенство. С оборудованием у нас неплохо, так как гранты нельзя тратить только на зарплату, и мы уже много чего приобрели за эти годы. Есть и общеинститутское современное оборудование. Пожалуй, вот с аналитической техникой у нас неважно, а еще хуже с обслуживающими ее людьми, вот это хотелось бы изменить.

Какой была ситуация с финансированием на протяжении вашей работы? Вы сказали, что в прошлом году финансирование снизилось. К чему это приведет? Что вы можете предпринять, чтобы это изменить?

Наша лаборатория существует без малого 15 лет, и я как заведующая всегда старалась, чтобы грантов было побольше. Одновременно с этим лаборатория росла, и сейчас вместо 6 человек, которые были в самом начале, у нас уже 16. Так что денег нужно все больше и больше, но это уж такой закон: не хочешь падать вниз – поднимайся вверх. Пожалуй, до этого года (2010), когда финансирование снизилось, у нас была положительная динамика, несмотря на увеличение числа людей (аспиранты защищались, и удавалось их оставить на постоянных местах). Финансирование снизилось, во-первых, в связи с кризисом; во-вторых, появились новые крупномасштабные проекты, которые, я думаю, оттянули на себя немало средств. Коснулось это, я думаю, всех, кто работает в Академии наук. Приведет это к тому, что – в самом лучшем случае, то есть если удастся большим количеством грантов компенсировать потери – так вот, даже в этом самом лучшем случае придется распыляться на большее количество тем, больше писать отчетов и т.д. Насчет того, чтобы что-то предпринять: я не участвую в митингах научных сотрудников и не думаю, что они помогут. Реальный способ пережить трудные времена – заключать контракты с коммерческими фирмами и работать на них. Так мы делали в 90-е, но сейчас пока еще до этого не дошло.

Сравниваете ли вы свою лабораториями с похожими в других странах? В чем разница?

Разница очень большая. В нашей лаборатории 12 постоянных ставок, среди сотрудников 4 доктора наук. За границей это абсолютно невозможно, по крайней мере, в университетах (институтов, аналогичных нашим академическим, там очень мало). Там один, максимум два профессора, остальные – люди временные: постдоки, аспиранты, студенты. Это очень динамичная модель. При этом у постоянных сотрудников достойные зарплаты, и деньги грантов на себя они не тратят. На гранты покупают оборудование и реактивы, а также оплачивают работу временных сотрудников. У нас же, конечно, руководители вместе со всеми получают зарплату из грантов. Из лаборатории никто не уходит, и в результате она – как большая семья, в которую вливаются все новые и новые «дети». С одной стороны, это хорошо (тепло и уютно), с другой стороны плохо (для науки как таковой). Причина в том, что у нас, если хочешь остаться в России, деваться некуда – ни биотехнологических компаний, ни университетов в других городах. То есть университеты-то есть, но там все своими занято. Нет мобильности – и люди либо остаются на привычном месте, либо уезжают за границу. Изменить здесь что-либо вряд ли возможно.

Как проходит процесс поиска грантов?

Поиск грантов происходит по-разному: про какие-то знаешь заранее, за другими следишь по интернету, о чем-то расскажут знакомые или ученый секретарь сообщит. Собственно поиск грантов у меня, например, времени не отнимает совсем. Другое дело – писание заявок.

Что может положительно повлиять на возможность получения гранта? Что — негативно?

Для гранта очень важно иметь хорошие публикации, ну и вообще репутация группы очень важна. Но только на это никогда нельзя полагаться. Гранты нужно писать очень серьезно, как научные статьи, вкладывать много сил, и тогда обязательно получится. Негативно же отразится именно пренебрежительное отношение, оно сразу заметно.

Кто составляет заявки на грант? Как это происходит, как доказать необходимость получения гранта именно вашей лабораторией именно на конкретный проект?

Заявки на большие гранты для всей лаборатории я, как правило, пишу сама; в последнее время у меня появились помощники из числа нашей талантливой молодежи. Гранты меньших размеров, рассчитанные на небольшую группу (РФФИ), получают мои сотрудники старшего поколения. Кроме того, есть много грантов для молодежи, и ее представители в нашей лаборатории тоже участвуют в этих конкурсах и почти всегда выигрывают их. Обоснованность заявки обычно подкрепляется, помимо публикаций, еще и проработкой вопроса, то есть некоторым заделом. Идеальная заявка на грант, во-первых, должна основываться на новой идее, а во-вторых, должны быть какие-то наработки, доказывающие реальность поставленной задачи. Нецелевые гранты есть – это замечательная программа президиума РАН «Молекулярная и клеточная биология». Там научный проект занимает всего одну страничку. Главное – эффективность работы лаборатории, которая оцениваются по формальным признакам (импакт-фактор журналов, где публикуются работы, индекс цитирования и т.д.) То есть просто поддерживаются сильные лаборатории, и им дается почти полная свобода. Эту программу организовал и поддерживает академик Г.П. Георгиев; к сожалению, его пример пока никого больше не вдохновил.

Получается ли находить международные гранты? Если да, то какова доля зарубежного финансирования?

Раньше у нас было несколько иностранных грантов – INTAS, CRDF, даже NATO. Но это все еще в перестроечные и постперестроечные времена, то есть в порядке помощи России. Это все закончилось. Но теперь мы можем участвовать в конкурсах в составе международных команд, и вот такой грант как раз получили – Европейский, я о нем уже говорила. Он гораздо больше прежних, благотворительных. Когда будем его получать (в следующем году), на него придется около 30% общего финансирования. Процедура получения грантов примерно такая же, как у нас в РФФИ (несколько рецензентов, сложная система баллов). Гранты очень большие по размерам (в нашем, например, участвует 16 лабораторий), но получить их нелегко, нам удалось только с третьего раза.

Получается – и есть ли такая цель — получать гранты от частных инвесторов? Как устроена работа лаборатории — возможно ли выполнение сторонних заказов, пускай и государственных, или научные работники сами решают, что им исследовать и зачем?

От частных компаний деньги, безусловно, получать можно и нужно. Хотелось бы еще, чтобы это были российские компании. Работа такой большой лаборатории, как наша, устроена очень сложно – чего в ней только нет, в том числе и перечисленные вами возможности. В принципе, работа устроена так: идут какие-то проекты, за которые нам платят деньги. Но одновременно кто-то начинает что-то новое, создает тот самый «задел», по которому потом можно будет написать заявку на новый грант. Так что мы никогда не смотрим слишком строго при распределении денег, кто участвовал именно в этой работе, кто нет – работа на будущее тоже очень важна. Но если человек очень много сил вложил в работу по гранту, это, конечно, всегда будет оценено.

Что будет, если грантов на поддержку лаборатории не удастся найти? К чему это приведет? На что хватит той господдержки, которая есть по умолчанию (если она есть)?

Как я уже сказала, всегда есть возможность прикладных исследований, оплачиваемых заинтересованными компаниями. Эта работа, конечно, совсем другого плана, чем фундаментальная наука, хотя, на мой взгляд, не менее интересная. Приведет это к тому, что резко снизится количество публикаций, какие-то начатые приоритетные фундаментальные вещи пропадут. Господдержки хватает на скромную зарплату. Микробиология сама по себе недорогая область, и, в принципе, кое-что в ней можно делать и без грантов, хотя о современном уровне тогда придется забыть.

Есть ли конкуренция между лабораториями?

В России лаборатории стараются не дублировать работу друг друга – именно чтобы не конкурировать и не мешать. Но если рассматривать вопрос в масштабе всего мира, то, конечно, если твое исследование актуально, то им занимаются одновременно еще несколько лабораторий. Тут прямая конкуренция, и мы, русские, часто оказываемся наивнее и простодушнее своих западных коллег. Но я все равно за сотрудничество вместо конкуренции – от него все выигрывают.

Какая сверхзадача у лаборатории на настоящий момент? Возможно ли ее достичь при существующей ситуации?

Если говорить конкретно и кратко, то хотелось бы установить связь между наличием определенных генов в геномах микроорганизмов и их «внешними» свойствами. Другая мечта – привести лабораторные условия жизни микробов в максимальное соответствие с природными, в которых они живут. И для той, и для другой цели оборудование уже куплено. Так что дело за малым – написать все заявки, отчеты, статьи, рецензии, интервью, и за работу!