Версия для печати
Вернуться к списку

РАН дождется эффективных менеджеров

Превращать в фигуру умолчания главный институт генерации знаний в фундаментальном секторе в краткосрочной перспективе выгодно и для власти, и для самих академиков. Власти в ожидании поствыборной ротации геростратова слава не нужна, все помнят еще косыгинское сравнение реформирования РАН со стрижкой свиньи: «шерсти мало, визгу много», а академический бомонд, как и всякая постаревшая и утомленная элита, ставит на сохранение статус-кво, сколько позволят обстоятельства.

На самом деле главный проигравший в этой ситуации — сама академия. Другие игроки научно-технического и инновационного поля страны активизированы донельзя — вузы, госкомпании, малый и средний инновационный бизнес, инфраструктура, даже медийная среда — все эти элементы национальной инновационной системы вовлечены в бурный процесс стратегического планирования на ближайшее десятилетие. Их возможные траектории в упоминавшихся выше документах прописаны достаточно четко. Место же РАН в светлом инновационном будущем после 2020 года остается непроясненным, а при более пристрастном прочтении — даже занятым. Действительно, в секторе генерации знаний инициатива, судя по всему, постепенно перейдет к НИЦ и набирающему силу университетскому сектору, в секторе коммерциализации знаний и отраслевых R&D прикладная наука будет интегрирована с теми же университетами, НИЦ, корпорациями и малым инновационным бизнесом (здесь позиции РАН еще слабее — после реформы 1961 года прикладной наукой она занималась мало, а образованные по 217 ФЗ малые предприятия при институтах оказались не слишком жизнеспособны). Что будет с институтами РАН, не вступившими в альянс с другими субъектами инновационной деятельности, — первый вопрос. Второй: каков смысл в существовании «министерства фундаментальных исследований» в ситуации, когда главные герои инновационной сцены будут проходить совсем по другим ведомствам?

Есть, конечно, неубиваемый аргумент — НИЦ будут ориентированы на деятельность по критически важным направлениям, и для РАН, привыкшей работать по всему исследовательскому фронту, останутся обширные зоны НТП, актуальность которых может проявиться со временем. Но это слабая позиция в переговорах по финансированию. Другой конкурент — в лице университетов — пока вроде бы слаб, и академики легко докажут, что они сильнее. Но, во-первых, лучшие вузы после последних инициатив Минобрнауки стремительно набирают вес, а во-вторых, академия практически потеряла уже два поколения за счет внешней и внутренней интеллектуальной эмиграции. Третье поколение сейчас как раз находится в зоне притяжения университетов, и не факт, что РАН сможет предложить ему конкурентоспособные условия. Это, кстати, самое непоправимое обстоятельство: отсутствие нормальной преемственности в трех поколениях означает верную смерть института научных школ.

Приходится говорить горькие истины — с уходом нынешних 70–80-летних авторитетов мы, скорее всего, потеряем РАН, если не де-юре, то де-факто. Может быть, как раз сегодня, когда умолчание кажется выгодной тактикой, стоит спуститься с академического олимпа и предложить свою «дорожную карту» инновационной России до 2020 года, в которой новое место академии четко прописано. Иначе этим займутся эффективные менеджеры, в разговоре с которыми употребление словосочетаний вроде «научной школы», «этоса научного сообщества» или, скажем, «красивой теории» только подтвердит их худшие опасения относительно неизбывного стремления яйцеголовых уродовать финансовую гармонию.