Версия для печати
Вернуться к списку

Академик Василий Фомин рассказал о том, почему СО РАН часто доверяют пилотные проекты

С одним из самых авторитетных и публичных людей в сибирском научном мире Алтапресс удалось пообщаться во время XXII Всероссийской конференции по численным методам решения задач теории упругости и пластичности, недавно прошедшей в Алтайском госуниверситете.

Как построить Дом учёных

— Василий Михайлович, отечественная академическая наука переживает не лучшие времена. Что тормозит её развитие?

— Государство у нас пока недостаточно богатое, чтобы в полной мере удовлетворять потребности отечественной науки. Однако для неё появился ряд новых источников финансирования. В лихие 1990-е наша наука выжила за счёт зарубежных грантов и проектов. Сейчас есть немало отечественных грантов — к примеру, РФФИ, РГНФ, Минобрнауки, частного бизнеса, региональные и муниципальные гранты.

Правда, остаётся ещё ряд сдерживающих моментов. В первую очередь — нехватка жилья для молодых учёных. Тех денег, которые зарабатывает аспирант, на покупку квартиры не хватит. Что мы предлагаем. Есть земля, которая раньше принадлежала СО РАН. Теперь это федеральная собственность. Чтобы на ней построить жилье, надо пробить необходимое финансирование в правительстве. Если же мы хотим строить в частном порядке, надо выиграть аукцион. Но нам, во-первых, его никогда не вы­играть, во-вторых, это приведёт к удорожанию строительства почти в два раза. Но вроде бы сдвиг к лучшему наметился. На рассмотрение наших законодателей внесён проект закона о жилищных кооперативах. Согласно нему государство станет выделять землю под застройку, однако она не будет принадлежать частнику. А дом, построенный на этой земле, будет принадлежать тому, кто его построил. Если я уезжаю из этого дома, то могу продать свою квартиру или дом, но только тому человеку, который вступит в этот кооператив и будет работать в СО РАН. И если в СО РАН будет свой академический кооператив, то состоять в нём будут только те, кто работает в Сибирском отделении. Надо сказать, что в данном случае взят пример с Кембриджа. Я думаю, что не только академические структуры, но и высшие учебные заведения пойдут по этому пути.

Есть и другой серьёзный сдерживающий фактор. Раньше Академия наук активно участвовала в крупных государственных проектах, чего нет сейчас. Правда, лёд в последние годы всё-таки тронулся. Это связано с темой добычи нефти и газа и последующей их переработкой. Месторождения, которые разрабатываются, открыли учёные академии. Однако необходимо искать и осваивать новые, идти на север и северо-восток. Пока "Газпром" обходится собственными силами, но рано или поздно понадобится помощь академической и вузовской науки. Это понимает высшее руководство. А значит, мы должны получить крупное государственное задание, за выполнение которого ответим по полной программе. Без мощной научной поддержки невозможно и полноценное промышленное освоение богатств Восточной Сибири. Я уж не говорю про гособоронзаказы.

— Ещё в прошлом году Концепция развития СО РАН была направлена в правительство России. Хотелось бы узнать некоторые подробности её судьбы.

— Необходимость появления такой концепции назрела давно — с тех пор, как не стало "больших задач". Если их не спускают сверху, значит, надо предложить правительству собственные инициативы. Наша концепция как раз это и предполагает. Но чтобы СО РАН вышло на новый виток развития, нужны определённые финансовые вливания. Кстати, президент России и премьер-министр наши инициативы одобрили, осталось определиться с объёмами финансирования. Надеемся, в ближайшее время вопрос решится.

— И какова его цена?

— В год Сибирское отделение получает от государства порядка 15 миллиардов рублей, примерно столько же оно зарабатывает. В данном случае разговор идёт о сотнях миллиардов, но транш будет растянут на пять-шесть лет. И если разложить его по годам, то не такая уж это и крупная сумма. Дав новый импульс СО РАН, государство обеспечит ускорение науке всех регионов Сибири.

Сэкономим копейки — потеряем поколения

— При этом ряд академических институтов может попасть под сокращение.

— Перемены нужны, но нельзя резать по живому. Почему есть слабенькие институты? Они создавались в переходный период, когда не было нормального финансирования. Эти институты не успели встать на ноги. Слава Богу, в Барнауле есть Институт водных и экологических проблем СО РАН — авторитетный и хорошо работает с регионом. Но есть ещё не­окрепшие структуры. Ну давайте их закроем — сэкономим-то копейки, а потеряем больше. Не будет академического института — не будет "рассадника", проводника серьёзной науки, её культуры. Новосибирск по-любому уцелеет, регионы могут посыпаться. Но, я думаю, здравый смысл всё-таки должен победить. Вузы тоже могут попасть "под оптимизацию". И что в этом хорошего, какие у нас появятся поколения?

— То есть вы считаете, что высшее образование само по себе благо?

— Безусловно! Чем больше людей с высшим образованием, тем лучше для страны. Пусть хоть на тройки, но учатся! Но среди них можно выбрать и одарённых, которые в будущем станут великими.

— Говоря о крупных научных проектах, вы не упомянули про Сколково.

— Сколково — не академическая наука. Это уже воплощение готовых научных проектов. Как я понимаю, там должны создаваться продукты, на которые будет спрос не только в России, но и за границей. По сути это то, о чём в свое время говорил академик Михаил Лаврентьев в период создания СО РАН: есть центр науки и должны быть институты прикладного направления, которые должны брать идеи и превращать их в готовую продукцию. В советское время это работало, потому что были отраслевые институты, которые доводили научные идеи до практического воплощения на соответствующих промышленных предприятиях.

Лобби в Госдуме и ящик Пандоры

— Насколько удачным оказался закон о малых инновационных предприятиях, которые можно открывать в научных заведениях и вузах?

— Закон хороший, но он сыроват. Открывать предприятие можно, но вкладывать в него ничего нельзя. Казалось бы, есть всё: интересная идея, люди, готовые её воплотить, но вузу их нечем поддержать. А нужно разрешить помогать этому предприятию из внебюджетных средств, которые зарабатывают институт или вуз. Эта поддержка потом вернётся сторицей. В Китае всю вычислительную технику выпускает одна компания. Её владелец, миллиардер, начинал работать в Китайской академии наук, которой он по собственной инициативе ежегодно перечисляет более 1 миллиона долларов — только за брэнд.

— Но чтобы быстро и грамотно доработать закон, нужно научное лобби в Госдуме. А там, по-моему, даже бывших спортсменов больше, чем учёных.

— Можно сказать, что у учёных лобби в Госдуме практически нет. Если честно, мы сами виноваты. Науке уютно жилось в советское время, когда было ясно, к какому партийному секретарю идти, чтобы решить проблему. По-русски говоря, мы прозевали момент. Надо было двигать своих депутатов на всех уровнях. В Новосибирской области всего два депутата из учёной среды — в областном и городском советах. В Госдуме интересы научного сообщества активно отстаивают несколько человек, среди которых лауреат Нобелевской премии по физике Жорес Алферов и академик Валерий Черешнев.

— В нашей стране 2011 год объявлен Годом российской космонавтики. То есть, в конечном счете, ещё и годом науки, благодаря которой мы первыми вырвались за пределы Земли. Много ли делается в стране для популяризации науки, повышения престижа?

— (Смеется.) Опять вопрос ниже пояса! Конечно, недостаточно. И в этом есть и наша доля вины, и СМИ. Нашему брату легче написать сухую научную статью, чем научно-популярную книжку. А сколько жуликов от науки появилось! Хотя положительные сдвиги есть. К примеру, на ТВ появился "Академический час", где мы читаем открытые лекции. Но работы непочатый край.

— Несколько лет назад на общем собрании СО РАН вы сказали: "Нанотехнологии могут быть как полезны, так и опасны. Их надо изучать!" В чём их опасность?

— В свое время академик Владимир Болдырев, один из основателей Сибирской школы химии твёрдого тела, сказал: давайте посмотрим, как ещё можно применять давно проверенные лекарства — для достижения большего эффекта. И появилась идея — давать лекарство в мельчайших дозах, размером до 20 нанометров, через нос прямо в лёгкие. Проверили, как всегда, на мышах. Оказалось, что в таком случае дозу лекарства, принимаемую через рот, можно сократить в миллион раз! Ведь оно сразу попадает в кровь. Но такой же убойный эффект могут дать и опасные для живых существ наноматериалы. Один вздох — и нет человека. По сути, перед нами ящик Пандоры. Раньше, также вслепую практически, мы открывали тайны атомной энергии и радиации.

Преимущества Сибири

— Российская академия наук пережила непростой период, когда её деятельность подвергалась серьёзной критике, раздавались призывы перестроить работу фундаментальной науки на западный манер.

— В какой-то степени критики были правы. Академия действительно перестраивается по многим параметрам. Однако нельзя всё разрушать до основания. Ломать — не строить. Поучительный пример. Решение о строительстве Новосибирского академгородка было непростым. Был визит трёх академиков к Хрущеву, убедивших его открыть научный центр в Сибири. Но постановление Академии наук СССР об открытии СО РАН вышло на два дня позже, чем постановление правительства, — и это в советские времена! Что означает только одно: в Академии наук СССР нашлось немало противников открытия нашего отделения. Борьба была нешуточная!

Накаты на РАН были, есть и будут. Есть, в частности, вопросы с возрастным цензом. Я считаю, надо принять ограничение: после 70 лет, какие бы у тебя ни были регалии, ты не должен занимать административный пост. Одно время ведь так и было, но потом кто-то из патриархов выиграл дело в Конституционном суде. "Антиконституционный" возрастной ценз отменили. А зря! Мне недавно исполнилось 70, и я думаю: пора уходить, освобождать место преемнику и передавать опыт. А молодые пусть бегают по инстанциям, ломают голову над административными проблемами.

— Тем не менее выглядите вы гораздо моложе своих лет. В чём секрет?

— В работе! В молодости всерьёз спортом занимался — греблей на байдарке. Мастер спорта СССР, в сборную привлекался. Однако настал момент, когда пришлось выбирать между спортивной карьерой и аспирантурой. Тренер, мужик умный, сказал: "Иди в науку!"

— Подведём итоги. Какое всё-таки время переживает наука в Сибири?

— Мы всегда были передовым отрядом отечественной науки, на нас часто опробовали новые идеи. И сейчас президент РАН Юрий Осипов выбрал именно СО РАН. Значит, у нас дела идут чуть лучше, чем у коллег. Что вполне объяснимо — из Сибири далеко "бежать" некуда. Речь не о загранице — кому надо, тот уехал. В европейской части России нашим коллегам труднее. В Москве или Санкт-Петербурге есть куда уйти из науки за "длинным рублем" — к примеру, в крупные корпорации, банковские структуры. А мы за счёт государства потихоньку отремонтировали свои корпуса, улучшили приборное оснащение. Бывший председатель СО РАН Валентин Афанасьевич Коптюг любил повторять: до Сибири всё хорошее и плохое доходит долго. А пока оно идёт, мы живём себе и работаем без нервотрепки. Если сибиряки успешно реализуют пилотный проект, дальше настанет черёд модернизации для всей академии.

— Как ваши научные интересы проявляются в практической сфере?

— Знаете, за что сотрудники нашего института получили последнюю Госпремию? За открытие явления холодного газодинамического напыления. Мы занимались одной военной проблемой, а это открытие получилось побочным. Если мелкие частицы разогнать сверхзвуковым потоком и поставить преграду, получится отличное напыление. Потом, когда у ВПК начались большие перебои с финансированием и соответственно возникли проблемы у нас, мы вспомнили об этом эффекте. Где только сейчас не используется холодное газодинамическое напыление! Взять хотя бы антикоррозионные и антифрикционные покрытия. Даже на церковных куполах используют данный эффект.