Версия для печати
Вернуться к списку

Что мешает России стать развитой страной?

Вопрос даже не на миллион, а на триллион долларов: «Почему у одних стран получается стать развитыми, а у других - нет?» И правда, в мире полно примеров, когда некогда отсталые страны всего за несколько десятилетий становились на один уровень с мировыми лидерами и сами стали задавать тон в глобальной экономике. Их опыт проанализирован десятками историков и экономистов. И все рецепты давно известны: мол, сначала надо заимствовать у развитых стран их самые современные технологии, а потом на их базе сделать еще лучше... Но, видимо, не все так просто.

СУДЬБА-ЗЛОДЕЙКА

- В этом есть некоторая загадка, - говорит академик РАН Виктор Полтерович. - Современные технологии доступны, все пытаются их перенять, но не у всех получается. В науке даже выделяют абсорбционные способности стран, то есть то, как они могут впитывать что-то новое. С этой задачей успешно справились «восточные тигры», а также Греция, Ирландия и Испания. А вот Аргентина в XX веке предприняла тысячу попыток модернизации, но все безуспешно.

Сейчас может показаться странным пример Сомали и Южной Кореи. «Ну ты сравнил!» - скажет возмущенный читатель. А сравнение между тем вполне показательно. В 1950 году между этими странами не было никакой разницы. Уровень их развития был одинаковым и стремился к нулю. Вот только корейцы смогли усилием воли сломить свою отсталость, а сомалийцы погрязли в междоусобных войнах и до сих пор живут в нищете (см. графику и сюжеты про пиратов в новостях). За это время ВВП на душу населения (этот макроэкономический показатель отражает уровень развития страны) в Южной Корее вырос в сто раз. В чем причина такой разницы? Почему Россия до сих пор не может встать вровень с развитыми странами?

«РЕСУРСНОЕ ПРОКЛЯТИЕ»

Принято считать, что больше всего нам мешает нефть. Да, та самая, которую мы продаем больше всех в мире и получаем за это баснословные деньги. Главный довод тех, кто верит в «ресурсное проклятие», такой: мол, нам, как Ивану-дураку, несказанно подфартило - теперь можно лежать на печи, беззаботно качая нефть. А заниматься развитием других отраслей просто лень, ведь денег и так немерено.

Но радоваться тому, что у нас есть нефть, слишком опасно. Если мировая цена на углеводороды упадет или ее добыча станет слишком затратной, наша страна может попасть в так называемую «ловушку бедности». Ее конспирологический смысл в том, что богатые и сильные страны используют бедных и отсталых в своих целях. То есть позволяют им заниматься выпуском низкотехнологичных изделий и добычей сырья, продавая им свою более дорогую высокотехнологичную продукцию. Прибыли при этом несоизмеримы. Россия в данной теории - классический сырьевой придаток. Вот только нам повезло - сырье в виде углеводородов и металлов нынче дорого.

- Все зависимые от сырья страны заканчивали одним и тем же, - поясняет Эрик Райнерт. - Со временем добыча сырья становится все более затратной: новые месторождения находятся все глубже и севернее. Прибыль снижается. Если до этого времени у вас нет развитой промышленности, все - вы в ловушке бедности.

Почему никто этим не занимается? По словам экспертов, самый главный тормоз модернизации - сопротивление элит. Вот, представьте: зачем президенту крупной нефтяной компании, получающему огромные доходы, думать об обновлении других отраслей? Ему это невыгодно.

- Допустим, вложило правительство деньги в модернизацию промышленности, а она все равно не развилась, - приводит пример Ярослав Петричкович, директор научно-технического центра «Элвис». - Значит, деньги выбросили на ветер. Но это еще полбеды. А если модернизация удалась и на свет появилась какая-нибудь «Майкрософт»? Тогда нефтяному барону придется подвинуться. У новой элиты будет куда больше денег, а значит, и политического влияния.

ЧТО ДЕЛАТЬ?

- В истории России есть два этапа успешной модернизации, - говорит Эрик Райнерт. - В начале XVIII века Петр I отправился в Голландию, чтобы перенять самый передовой опыт. А два века спустя Сергей Витте, вдохновленный успехами Германии, объединил Россию, построив Транссибирскую магистраль - главный инфраструктурный проект того времени.

Современная история показывает, что Россия развивается довольно стремительно, даже если сравнивать ее с такими грандами, как Китай, Индия и Бразилия. Но это во многом благодаря дорогой нефти. Проблема России еще и в том, что правительство хочет «всего и сразу»: мол, мы сможем перейти на инновационный путь развития даже минуя этап индустриализации, то есть станем изобретать и производить то, до чего никто в мире еще не додумался.

- Это невозможно: в мире очень немного стран, живущих инновациями, - поясняет Ярослав Петричкович. - США и парочка европейских государств. Интернет, космос, связь - все идет оттуда.

Что же тогда делать? Конечно, развить экономику, просто скопировав чужие микросхемы, нельзя. Нужна последовательная политика модернизации.

То есть и технику современную надо завозить, и самим изобретать что-то новое. Кроме того, строить инфраструктуру (дороги, жилье и т. д.), вкладывать деньги в образование и с коррупцией бороться. Ведь самое главное для развития - у населения и бизнеса должна быть уверенность в том, что государство их не обманет.

- Не надо все валить на коррупцию, - говорит Эрик Райнерт. - Она есть и в России, и в Африке, и даже в Европе. Недобросовестных чиновников и бизнесменов хватает везде. Хотя, стоит признать, уровень коррупции в разных странах отличается.

Россия кое-что делает правильно. К примеру, импортные пошлины на ввоз современного оборудования у нас давно уже очень низкие. И многие предприятия этим активно пользуются. А вот в образовании, строительстве дорог и жилья, а также в борьбе с коррупцией мы похвастаться успехами пока, увы, не можем.

ИЗ ДОСЬЕ «КП»

Эрик Райнерт - известный норвежский экономист, профессор Таллинского технологического университета и главный научный сотрудник Норвежского института стратегических исследований в Осло. Изучает роль государства в экономическом развитии страны, а также исследует условия для развития инноваций. В прошлом - успешный предприниматель. В течение 40 лет консультирует Организацию объединенных наций (ООН) и правительства десятков стран. Свободно говорит на 5 языках.