http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=e2fd2e05-de5b-4fd8-a4a4-381c38480a93&print=1© 2024 Российская академия наук
Первые кирпичики фундамента
Одно из первых воспоминаний детства — ему два-три годика, и его ведут в красивую церковь Большой Златоуст, там отец Фёдор, а для маленького Коли просто дедушка Фёдор, даёт ему с серебряной ложки церковного вина.
Это мамин папа, протопресвитер Иоанно-Златоустовской церкви Cошествия Святаго Духа, или Малый Златоуст. Храм этот находился там, где сейчас в Екатеринбурге здание «Рубина». Настоятелем он был в Малом Златоусте, а служил и в нём, и напротив — в Большом, ныне восстанавливаемом. А ещё дед был последним в Екатеринбурге дореволюционным благочинным — человеком, который следит за епархией, что-то вроде нынешней службы собственной безопасности. Когда пришла Советская власть, отец Фёдор её признал, за что ему, после временного закрытия его церкви и последующего открытия, разрешили снова служить. А потом храм снесли. Сносили долго, с большими трудозатратами: здание было построено на совесть. Когда его всё же удалось уничтожить, отца Фёдора разбил паралич. Он остался в дореволюционной истории Екатеринбургской епархии последним её благочинным, а в анкете внука на долгое советское время — предметом подозрительных вопросов, опасений и шантажа.
Чуть более позднее воспоминание. Коле пять лет. В доме его отца, убеждённого толстовца Николая Арсеньевича, — гости. За столом сидят — дедушка-поп, его друг дьякон, матрос-большевик, который, по его словам, брал Зимний, знакомая будённовка Мария Родионовна, бывший белый офицер Иван Михайлович и один из местных уголовных авторитетов, к тому же — тяжёлый наркоман. Обычные домашние посиделки. Отец его не признавал таких условностей, как национальность, должность, партийная принадлежность — толерантность была у него в крови и передалась по наследству сыну. Он говорил: «Врач — человек нейтральный, квартира врача — нейтральная территория». Красовский-старший окончил медицинский факультет Казанского университета, работал земским врачом, в 1900-м приехал в Екатеринбург. С 1905 года был всё время мобилизован: в русско-японскую, в империалистическую, в Гражданскую войны он лечил, лечил и лечил — и белых, и зелёных, и красных.
Мама, Мария Фёдоровна, училась в Петербурге на Бестужевских курсах. Когда началась Гражданская война, пошла сестрой милосердия. Там, на войне, они и познакомились. А когда вернулись в Екатеринбург, поженились. В 1924-м, в год, когда Екатеринбург, не спрашивая мнения его жителей, переименовали в Свердловск, у них родился сын. Отец Фёдор крестил его Николаем.
Хлебная профессия
Интересно, что и сейчас из окна его квартиры, а ведь это совсем не тот дом, из которого Коля Красовский пошёл в первый класс, видно здание первой в его жизни школы — №43. С этой обычной свердловской четырёхлетки началось постоянное везение будущего академика на замечательных учителей. Предвестником этого стала учительница старой закалки Елизавета Григорьевна Телёнкова. Потом, в школе №1, где он учился до 9-го класса, его тоже ждала встреча с учителями, имена которых он помнит и сегодня. Зинаида Михайловна Смородинникова и Александр Григорьевич Варганов учили его математике, Илларион Николаевич Зеленев — физике, Александр Владимирович Затопляев — русскому и литературе — так вдохновенно и трепетно учил, что всю поэзию Серебряного века Красовский и по сей день помнит наизусть, а жена его, Наталья Захаровна Затопляева, в узких рамках урока истории так рассказывала о Древнем Риме и Египте, что, казалось, она бывала там сама.
Между прочим, школу академик Красовский так и не окончил. В 1941-м, когда началась война, двоюродная сестра Аня, которая воспитывалась в семье Красовских и была старше его всего на год, пошла работать. «Она пойдёт, а я чем хуже?» — решил он и устроился электромонтёром на завод имени С. Орджоникидзе. А потом смышлёного парня коллеги стали убеждать пойти в УПИ.
— Я вырос в медицинской семье. У нас бывали очень крупные медики, такие люди, как Лев Моисеевич Ратнер — основатель уральской онкологии. Они мне казались богами. Я очень хотел быть врачом. Но лет в 12 понял, что врача из меня не получится. Вообще-то мне всегда нравилось преподавать…
Отец его, по словам Николая Николаевича, выросший в ужасающей бедности, считал, что мужик должен иметь хлебную профессию: хлебопашец, инженер, врач. Учителей он очень почитал, но не считал это занятие доходным. А вот инженерное дело — самое что ни на есть подходящее.
Так, на пути к хлебной профессии инженера, в 1943 году он стал студентом Уральского политехнического института.
О слонах
…К инженерам, конструкторам у академика Красовского отношение совершенно особенное. Наверное, далеко не все математики-теоретики разделяют его убеждение, что, цитирую: «Мы только служанка, мы ничему не можем их учить». Однажды на него очень обиделись учёные из Математического института. Кто-то из них имел неосторожность сказать, что они играют огромную роль в приложениях. Влияем, дескать, в том числе на организацию труда и другие процессы на промышленных предприятиях. На что Красовский пошутил: «Моська лаять на слона может, но водить слона на поводке не может. Мы можем где-то, иногда, что-то очень немногое, подсказать. И только».
— Уравнения, которые мы решаем, — сверхсложные, но ничего этими методами сосчитать нельзя. Скажем, принцип максимума Понтрягина — великое достижение математики, но ведь только с его помощью ни одной реальной задачи решить нельзя, можно только понять, в чём проблема и каким инженерам надо с этим работать, чтобы всё получилось. Академик Николай Алексеевич Пилюгин, ракетчик, спрашивает как-то: у вас теория надёжности есть, поучишь? Я отвечаю, что ничему его, к сожалению, не могу научить, это же теория, только теория. Николай Александрович Семихатов, главный конструктор НПО Автоматики, с которым у нас всегда были добрые отношения, говорил: «Математики не знают, как ставить задачи и как их решать. Я отвечал: «А вы нам подскажите». И тут начиналось… Он говорил: «Вот мои ребята тут таким способом считают, а вы как это считаете?»… Любую, самую абстрактную вещь можно просчитать, и они доверяли только вычислениям. А мы никогда со своим уставом в их монастырь не лезли.
У Николая Николаевича очень много наград. Но одной из самых стоящих для себя он считает ту, которой наградили его инженеры. В 2003 году американский Институт инженеров электротехники и электроники присудил ему премию в области систем управления. Этот институт — крупнейшее в мире профессионально-техническое общество, включающее более 380 тысяч членов примерно в 150 странах, ведущее учреждение в самых различных областях — от авиакосмической и компьютерной техники до биомедицины и электроэнергетики. Академик Красовский был отмечен мировым инженерным сообществом за пионерский вклад в теорию устойчивости, теорию управления и дифференциальных игр.
И кому, как не мировому инженерному сообществу, понятно, что без большой, мощной, красивой математики, в том числе той, которую делает Красовский, его коллеги и ученики, достижений, которые характеризуют сегодняшний день человечества, просто не могло быть.
Политехнический
В УПИ 40-х годов прошлого века царил культ математики. И Николай Красовский тоже всерьёз и навсегда увлёкся ею.
— Был там, — вспоминает он, — замечательный алгебраист — Черников Сергей Николаевич. Настоящий, большой учёный, хоть и было ему всего 33 годка. В 28 он защитил докторскую. Я стал ходить к нему на кружок. Сергей Николаевич, увидев моё рвение, предложил заниматься со мной индивидуально. Он всё больше затруднял программу, книги становились всё сложнее, это были трудные, настоящие книги. Он говорил, что надо читать классику, а не популярную литературу. Мне это всё давалось нелегко.
А потом дошло и до знаменитой книги академика Понтрягина «Непрерывные группы». Той, за которую он получил впоследствии Ленинскую премию. Книга давалась очень тяжело, но он осилил. И это сыграло впоследствии большую роль в его судьбе.
После окончания института с дипломом инженера по пластической и термической обработке металлов из четырёх поступивших к нему предложений о работе — одно заманчивей другого, он выбрал то, что было связано и с математикой, и с преподаванием — пошёл ассистентом на кафедру высшей математики. Потом он был здесь доцентом, профессором, заведующим кафедрой. И с 1949-го по 1970-й преподавал — и в УПИ, и в УрГУ.
Кстати, одно из четырёх предложений о работе было преподавать на кафедре физкультуры. С ней, с физкультурой, у него были совсем особенные отношения. Собственно, благодаря физкультуре студент Красовский, обладатель первого места в областных соревнованиях по бегу и второго — на первой послевоенной спартакиаде вузов СССР в 1947 году, женился на красавице-бегунье Нине Титовой. И по сей день тоненькая спортивная Нина Андреевна — верный друг и помощник Николая Николаевича.
Так зарождались традиции
Настоящая история свердловской математики началась в 1938 году, когда сюда, на кафедру теоретической механики классического университета, приехал Иоэль Гильевич Малкин, воспитанник казанской математической школы. Он привёз с собой идеи семинара члена-корреспондента АН СССР Николая Гурьевича Четаева, основателя Казанского авиационного института. Это был, по оценке Красовского, первый в Свердловске не провинциального типа крупнейший ученый, его учебник по теории устойчивости движения стал настольной книгой учёных во всём мире. А представителем московской математической школы здесь стал Евгений Алексеевич Барбашин — выпускник УрГУ, аспирант МГУ, преподаватель УПИ. Таким образом, свердловским молодым учёным сороковых годов повезло: было два корифея и был набор интереснейших задач — «только ленивый да убогий мог не взяться за них», — отмечает Николай Николаевич.
Развивалась скоростная авиация, уже стали появляться ракеты. Но вместе с тем стали появляться опасные технологические процессы, при которых могли сложиться ситуации неустойчивости, разрушения, катастрофы. Какие-то проблемы устойчивости инженеры могли решать, так сказать, рабоче-крестьянским способом, без настоящей глубокой теории. Но дальнейшее развитие авиационной и космической техники требовало фундаментальной основы. Над ней и работали учителя Красовского. И он вместе с ними. Руководителем его кандидатской был Барбашин, а рецензентом — Малкин.
— Я благодарен Малкину до невозможности. Он был глубоко больной человек, у него была тяжёлая форма туберкулёза. Он читал лекции совершенно великолепно, но его хватало всего на два часа. Потом он уезжал спать. Я приезжал к нему в 11 ночи, он просыпался, до трёх мы занимались. В начале четвёртого шёл пешком через весь город. Я только молиться могу его памяти. У него были чёткие, простые, твёрдые суждения. Он был очень доброжелательным, и в то же время — принципиальным. А Евгений Алексеевич Барбашин — очень мягким и добрым. Где бы он ни работал, вокруг него быстро складывался круг людей, молодых, очень молодых, а иногда и не очень, которые стремились поучиться и поработать в науке. Мало кто умел так радоваться успехам своих коллег и учеников, как это было присуще Евгению Алексеевичу.
Это редкое качество, кстати, присуще и самому Николаю Николаевичу.
— Научная школа у нас никакая не Красовского, как часто ошибочно говорят, а Малкина-Барбашина. Это они, два корифея, заложили здесь основы уральской научной школы по теории устойчивости движения. А я стараюсь следовать этим славным традициям.
Да, это так, он продолжил традиции своих учителей. Но и сам Николай Николаевич — основатель и глава уральской научной школы по математической теории управления, и у этой школы множество «выпускников» — академики и члены-корреспонденты, преподаватели и инженеры, доктора и кандидаты наук. Они работают по всему миру.
Москва и москвичи
Малкин и порекомендовал свежеиспечённого кандидата наук Красовского в докторантуру, к Четаеву, который тогда уже работал в Москве, в Институте механики АН СССР. Два года учёбы в докторантуре Николай Николаевич считает великим благом, данным ему. Все крупнейшие академики-механики были рядом. Он ходил на семинары к известным ему по книгам учёным: к Колмогорову, к Понтрягину. «Не знаю, как бы смог с ними познакомиться, — вспоминает Красовский. — Но обо мне говорили — вот ученик Малкина и Барбашина, докторант Четаева». Это было лучшей рекомендацией.
А ещё хорошую службу сослужило то, что понтрягинскую книгу «Непрерывные группы» в своё время он тщательно прошлифовал, и, когда его познакомили с Львом Семёновичем, академика покорило доскональное знание его трудов парнем из провинции. И он пригласил его сделать доклад по системам запаздывания, который произвёл весьма хорошее впечатление на присутствовавших.
После докторантуры Красовский был уже своим человеком в Москве. И вполне мог там остаться. Но и тогда, и множество раз после, когда ему предлагали перебраться работать в столицу, он оставался верен Свердловску-Екатеринбургу.
— Всегда, всегда я занимался очень много — с утра до вечера. Было очень трудно. Но зато я понял одно — надо очень много учиться. Учёба не бывает лёгкой и приятной. Мои учителя дали мне такой урок — только знания, знания, знания. Не будешь знать — ничего не будет. Надо стараться знать как можно больше из того, что сделано в вашей области, а ещё желательно ссылаться на тех, кто это сделал. И второй урок — надо учить только того, кто хочет учиться, того, кто готов сказать — побей, но выучи.
«Вождь математиков»
«Неприлично говорить: «Я был учителем президента», — считает академик Красовский. Но, что поделаешь, если он действительно был учителем президента РАН Юрия Сергеевича Осипова. И учителем ещё многих академиков, членов-корреспондентов, докторов и кандидатов наук. Не случайно академик Вонсовский назвал его когда-то «вождём математиков».
В его подходе к ученикам было многое из того, как строил свои отношения Барбашин. Самый яркий пример — группа, с которой они в 1975 году получили за цикл работ по математической теории управления Ленинскую премию. Андрей Измайлович Субботин, Юрий Сергеевич Осипов, Александр Борисович Куржанский — все они стали потом академиками, известными во всём мире учёными, а тогда им было много меньше сорока, и все они работали в возглавляемом в ту пору Красовским Институте математики и механики УНЦ АН СССР. Каждый из них сам по себе был серьёзной научной величиной, все были талантливы и амбициозны. Такие обычно не могут работать вместе. Эти — сработались прекрасно, хоть и не были закадычными друзьями. У всех были разные способности и разные возможности. Но это была команда, они делились и обсуждали вместе результаты своих исследований. Умение работать командой — этому он научился у своих учителей. Это постарался передать ученикам.
На учеников он оставил потом и свой институт.
Директор
В 1970 году Свердловское отделение Математического института им. Стеклова было решено преобразовать в Институт математики и механики. Президент АН СССР академик Мстислав Всеволодович Келдыш долго уговаривал Красовского возглавить новый институт. Красовский упорно отказывался, ссылаясь на то, что директор из него никакой. Вспылив, Келдыш заявил, что человек он несерьёзный и не хочет работать. «Хочу, — сказал Красовский, — но хочу заниматься другим».
— Работа, — парировал Келдыш, — это когда занимаешься неприятным, а вы хотите заниматься только приятным.
В конце концов Красовский возглавил Институт математики и механики Уральского научного центра Академии наук СССР. Во время его директорства институт стал ведущим центром в области математики и механики на Урале. Математика, механика, новая техника — все направления прикладных исследований укрепились при нём. Здесь появилась первоклассная вычислительная техника. В качестве бонуса за согласие быть директором Николай Николаевич выторговал у президента АН обещание отдать очередную собранную машину БЭСМ-6 его институту. Эти мощные по тем временам машины собирались в Советском Союзе с 1968 по 1987 годы, всего их было выпущено 355 штук. Претендентов на это чудо вычислительной техники было множество, но в 1971 году новенькая БЭСМ-6 торжественно прибыла в специально оборудованный под неё зал ИММ, положив начало одному из самых сильных сегодня на Урале вычислительному центру.
В должности директора Николай Николаевич работал до 1977 года. А потом положил на стол Сергею Васильевичу Вонсовскому, председателю президиума УНЦ АН СССР, заявление с просьбой освободить его от директорства по собственному желанию. После чего снова стал заниматься только приятным — наукой и преподаванием.
Следующим директором института стал его ученик академик Александр Куржанский. А потом другой его ученик — Юрий Осипов.
Игры запрещены!
Своим учителем, с полным на то основанием, его могут считать ещё тысячи людей, не сделавших, может быть, научной карьеры. Много лет он участвовал в организации областных, всероссийских, международных школьных олимпиад по математике и информатике, читал лекции в Очно-заочной школе при ИММ, готовящей научную смену.
На вопрос, зачем он столько времени возится со школьниками, отвечает, что уровень науки в стране определяет именно массовое школьное образование. Поэтому реформы в области школьного образования его очень беспокоят. А ещё, когда он учился в УПИ, там организовали чистку библиотеки, предложив студентам взять не очень нужные книги. Были там и книги знаменитого немецкого математика Феликса Клейна, который, помимо всего прочего, оказал решающее влияние на развитие европейского гимназического образования. Он, крупнейший математик современности, регулярно проводил для школьных, гимназических учителей семинары, читал лекции, написал великолепную книжку «Элементарная математика с точки зрения высшей» — её и взял студент Красовский. Клейн писал: «Представьте себе всё ужасное положение учителя геометрии, перед которым сидит дюжина сорванцов, каждый из которых прилагает максимум усилий, чтобы ничего не уразуметь из того, что говорит ему учитель, а он им должен объяснять теоремы геометрии. Поэтому преклоняйтесь перед учителями, это люди, которые делают подвиг».
Очень много академик Красовский сделал и для компьютеризации школ Свердловской области. В 1985 году в стране было решено ввести в школьные программы предмет «Основы информатики и вычислительной техники». Преподавать его планировалось «безмашинным методом», то есть ограничиваясь изучением одной только теории. «Решили учить школьников плавать в бассейне без воды», — прокомментировал Николай Николаевич. И отправился к секретарю Свердловского обкома партии Владимиру Андреевичу Житенёву со своей идеей. Тот идею поддержал, поддержал и первый секретарь Свердловского горкома партии Владимир Дмитриевич Кадочников, и завотделом науки горкома Николай Андреевич Воронин — нынешний спикер областной Думы. Они обзвонили директоров всех крупных предприятий — Ожиганова на ВИЗе, Макарова на Химмаше, Яламова на оптико-механическом заводе и многих других. Поддержка была обещана повсеместно. Так всем промышленным миром удалось собрать два миллиона так называемых переводных рублей, валюты, которая использовалась СЭВ для стран-участниц. Но и с деньгами закупить компьютеры оказалось не так-то просто. Во-первых, вознегодовала Москва, объясняя непонятливым уральцам, что компьютеризировать надо безмашинным способом. И ёрнически советуя купить для школьников калькуляторы. Красовский с соратниками отправился в столицу и вернулся с разрешением для Свердловской области обучать работе на компьютерах с помощью компьютеров. В порядке исключения. Вторая проблема была в том, что достать нужную технику было просто негде.
Купить тогда удалось только «Роботроны». «Мы знали, что это бухгалтерские машины, ну и что? Ведь 25 лет назад не было вообще ничего. И вот сейчас находятся люди, которые хихикают и говорят, что совершенно безграмотные начинали всё это в 80-е годы».
250-ю машинами оборудовали 20 компьютерных классов области. А за лето энтузиасты — профессора, молодые преподаватели обучили работе на персональных компьютерах 1200 свердловских учителей.
Кстати, от сегодняшней компьютерной грамотности школьников академик Красовский совершенно не в восторге.
— Считать-то они так и не любят. Многие из них и прошлогодний ЕГЭ не смогли решить, а нынешний, по-видимому, будет для них чрезвычайно трудным. В части С там будут очень хорошие задачи, интересные. Но теперешние стандарты общего образования не предлагают интересных задач. Даже у учителей могут возникнуть сложности с их решением. Не той математике учат в школе, и информатике не той…
И ещё одно компьютерное разочарование постигло Николая Николаевича, давно, ещё при появлении первых компьютеров четвёртого поколения. После демонстрации школьникам удивительных возможностей новой техники он услышал восхищённую реплику впечатлённого школьника: «А жалко, что в жизни не так, как нам показали в компьютере, — нажал кнопочку и стёр. Вот так бы нажать кнопку — и стереть Сашку».
Может, поэтому у самого академика Красовского и у президента РАН Осипова на компьютерах установлен режим prohibited games — игры запрещены.
Господин NN
И ещё ностальгирует академик по тем временам, когда наша страна была первой в мире в целом ряде важнейших направлений математики и механики. Как ни странно, наше былое первенство лучше всего иллюстрируют отзывы зарубежных учёных. Так, известный математик Гарольд Кушнер пишет: «Много лет прошло с тех пор, как советская работа по теории устойчивости была в своём зените и её решающее и могучее влияние на работу на западе было на передовом фронте буквально во всех направлениях. С самого начала — (конец 50-х — 60-е годы) западные специалисты в новейшей теории управления проводили много времени, изучая советскую литературу. И наше собственное развитие в высокой степени обязано им несмотря на жуткие условия работы учёных в этой стране… Многие зародышевые взгляды принадлежат советским учёным. …Многие из нас были очень горды своими ранними работами в области устойчивости, но снова и снова мы обнаруживали, что советские учёные сделали это гораздо раньше нас…Я изучал ранние работы Красовского и движение этих работ. Смотрю сегодня его биографию и библиографию — они продолжаются до сих пор… ». Ему вторит и Рудольф Калман, автор всемирно известных «Очерков по математической теории», создатель мощного математического аппарата, известного как фильтр Калмана: «…Когда мы в поздние 50-е годы столкнулись с великолепными публикациями, подписанными NN Krasovski, думали, что эти статьи — продукт некоего анонимного комитета, потому что NN, согласно европейской моде, — псевдоним, за которым кроется некая группа. И сомневались, что такая персона существует. Я думаю, это доказательство как его продуктивности, так и его скромности».
— Здесь ведь речь идёт не столько обо мне, сколько о том, что по многим направлениям мы были раньше на переднем фронте. Нередко они только лишь шли вслед за нами. Теперь, к сожалению, уже не так.
… — Мне всё время помогали. Вот, многие говорят — трудности, не могу пробиться. А я не могу назвать ни одной фамилии из тех, к кому я обращался, чтобы не помогли. Многие не жалели ни времени, ни сил. Наверное, мне очень везло на людей в жизни. А учителей, тех, кто на меня душу положил, четверо, вот, по алфавиту: Евгений Алексеевич Барбашин, Иоэль Гильевич Малкин, Сергей Николаевич Черников, Николай Гурьевич Четаев. Талантливейшие учёные, замечательные люди.
…Не переносящий громких эпитетов в свой адрес, он не скупится на них для других. Но сам он действительно не нуждается в эпитетах. Зачем, когда есть имя? Назови имя — Николай Николаевич — любой математик, любой уральский учёный, поймёт, о ком идёт речь. Конечно, о нём — внуке екатеринбургского священника, сыне свердловского врача, главе уральских математиков, Почётном гражданине Екатеринбурга и Свердловской области, истинном гражданине и патриоте своего Отечества, академике Николае Николаевиче Красовском.