http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=f403a2af-bb3a-44e4-b0fd-10c086d206bc&print=1
© 2024 Российская академия наук

ВСЕМ ГРАНТОВЫМ ФОНДАМ ПРИМЕР

09.04.2013

Источник: Наука и технологии России, Σ Боровикова Екатерина

Беседа с Георгием Георгиевым, биохимиком и молекулярным биологом, академиком РАН

Сегодня система грантового финансирования широко обсуждается на всех уровнях. Как она отработана в программе Президиума РАН «Молекулярная и клеточная биология», рассказывает Георгий Георгиев, биохимик и молекулярный биолог, академик РАН. Программа действует уже 10 лет, однако будущее её выглядит печальным: вот уже несколько лет она страдает от недостатка финансирования.

Как вы считаете, какую грантовую систему следовало бы взять за образец в России?

– Обычно в качестве примера справедливого распределения грантов приводится РФФИ, хотя там гранты на инициативные проекты едва окупают содержание одного научного сотрудника. Кроме того, до последнего времени все члены экспертных комиссий получали там максимальные по размеру гранты.

Между тем весьма редко упоминается система выдачи грантов, которая разработана в программе Президиума РАН «Молекулярная и клеточная биология», в которой эти проблемы были разрешены ещё в 2003 году. Когда об этой программе изредка упоминают (например, на Совете по науке и технологиям), то признают её наиболее прозрачной, но никаких выводов по использованию её наработок за этим не следует.

Как появилась эта программа?

– В 2002 году по моей инициативе и при поддержке руководства РАН была создана экспериментальная программа Президиума РАН «Физико-химическая биология». Следует подчеркнуть, что секция физико-химической биологии отказалась при этом от финансирования двух существовавших в то время программ Президиума РАН «Протеомика» и «Стволовые клетки», а также от получения в будущем каких-либо отделенческих программ с тем, чтобы все деньги шли в один котёл. Примерно столько же денег добавил сверх этого Президиум РАН. В результате на первом этапе программа «Физико-химическая биология» имела 150 миллионов рублей в год.

Программа основывалась на следующих основных принципах:

1. Гранты должны выдаваться не институтам, а лабораториям, поскольку именно в сильных лабораториях делается настоящая наука, а институты – крайне неоднородны.

2. Гранты должны быть крупными, чтобы обеспечить научному сотруднику зарплату, адекватную западной, и снабжение нужными для работы реактивами. Гранты должны выдаваться сроком на 5 лет, чтобы у учёного была уверенность в завтрашнем дне.

3. Конкурс должен быть абсолютно прозрачным и вестись по заранее оговоренным правилам. Все этапы и результаты публикуются в интернете, отзывы на заявки должны быть предоставлены по запросу автора заявки. Должна быть возможность обжалования решений экспертной комиссии в контрольном совете, состоящем из лиц, не участвующих в конкурсе РАН. И экспертная комиссия и контрольный совет состоят из академиков РАН, как наиболее независимой группы.

4. Конкурс проводится по трём направлениям: чисто фундаментальные исследования, фундаментальные социально ориентированные исследования и конкурс на «новые группы». В 2003 году полный грант на лабораторию составлял 4 миллиона рублей в год на 5 лет, а на «новую группу» – 2 миллиона в год на 3 года с возможностью продления при успешной работе по конкурсу ещё на 3 года. В то время это были неплохие деньги.

5. Конкурс проводится прежде всего по объективным наукометрическим показателям, среди которых особое значение имеют высокорейтинговые международные публикации за последние 5 лет, а также другие объективные показатели. Для социально ориентированных исследований большое значение имеет также экспертная оценка проекта.

6. «Новые группы» представляют собою вновь создаваемые независимые подразделения, возглавляемые молодыми талантливыми учёными (в случае данной программы – до 45 лет, барьер, который, конечно, целесообразно понизить).

Что такое «новая группа»?

– Право на получение такой группы имеют сотрудники, у которых ещё нет самостоятельной позиции, но есть сильные работы мирового уровня, где они – ведущие авторы. Они могут работать в любой системе, можно и за рубежом, но им надо договориться с каким-либо институтом РАН, чтобы в случае выигрыша конкурса перейти на постоянную работу в этот институт, получив комнаты, сотрудников и возможность использовать институтское оборудование. Никаких преимуществ зарубежные кандидаты перед нашими претендентами не имеют.

Я считаю, что «новые группы» – это будущее нашей науки. Если программа наша будет распространена на федеральный уровень, «новые группы» могут сильно поднять науку в университетах.

Вы рассказали о программе «Физико-химическая биология», а откуда взялась «Молекулярная и клеточная биология»?

– В 2003 году на программу было много атак со стороны членов Президиума РАН. Чтобы снять их, программа «Физико-химическая биология» была переименована в «Молекулярную и клеточную биологию» (МКБ) и разделена на пять подпрограмм с разными кураторами: «Регуляция экспрессии геномов и генов на уровне транскрипции (функциональная геномика)», «Синтез белка и регуляция экспрессии генов на уровне РНК», «Протеомика, выяснение структуры и функции особо важных белков», «Клеточная биология, включая стволовые клетки», «Генно-инженерные подходы к лечению и диагностике социально важных болезней». Координатором программы МКБ в целом остался я. Бюджет пяти подпрограмм является общим.

Программа МКБ успешно работала, и к 2008 году объём финансирования поднялся с 150 до 260 миллионов в год на Центральный регион РАН, что позволило охватить поддержкой около 100 лабораторий и «новых групп». Аналогичные программы были созданы в региональных отделениях РАН.

Как проводятся конкурсы по этой программе?

– Это можно видеть на примере конкурса 2012 года на 2013–2017 годы. Все этапы конкурса были опубликованы в интернете на сайте программы Molbiol.edu.ru, включая объявление о новом конкурсе и его правилах, в частности об анкете-заявке. В анкете надо было привести тип конкурса, состав коллектива (с указанием возраста), полный список публикаций за 2008–2012 годы и 10 лучших публикаций за предыдущий период, данные об обзорах, монографиях, патентах, число защищенных в коллективе докторских и кандидатских диссертаций, 10 статей с максимальным индексом цитирования, данные о международных и российских знаках признания. К публикациям в международных журналах обязательно прилагаются ксерокопии первых страниц, чтобы было видно участие в работе российского института и место сотрудников лаборатории в авторском списке.

Какие показатели учитывались при оценке заявок?

– С 1 декабря 2012 года техническая комиссия из четырёх человек проверила и обсчитала все анкеты, поданные на конкурс. В частности, были рассчитаны импакт-факторы всех международных публикаций с учётом вклада российской лаборатории. Полный импакт-фактор журнала засчитывается, если наш автор – первый (основной исполнитель) или последний (руководитель) и российский институт – первый в списке институтов; ¾ от импакт-фактора засчитывается, если российский институт – не первый или российский автор имеет равный вклад с первым автором или является «corresponding author»; ½ от импакт-фактора засчитывается за вторую или предпоследнюю позицию и ¼ – за любое другое положение в списке авторов. Такие же поправки вносятся в индекс цитирования. Если среди институтов нет российского института, статья не засчитывается.

Суммарный импакт-фактор за 5 последних лет – один из важнейших показателей. Мы рассчитываем его также и по отношению к числу сотрудников в коллективе и числу статей. Импакт-фактор за 5 лет, приходящийся на 1 статью, важен, поскольку он показывает, делает ли автор много мелких публикаций или выдаёт важные полновесные работы.

Почему именно импакт-фактору уделяется такое внимание, есть же и другие показатели?

– Дело в том, что посылаемые в международные журналы статьи проходят там жёсткую экспертизу – обычно трёх рецензентов, специалистов в данной области науки (у нас часто нельзя найти и одного, кроме сотрудников лаборатории автора). В среднем – чем выше импакт-фактор журнала, тем выше требования к публикациям. Таким образом, мы имеем ту самую зарубежную экспертизу, о которой так радеют многие чиновники, но она касается уже сделанных работ, а не проекта, который можно и украсть, что, увы, случается нередко. Существенно, что коллективы с высоким импакт-фактором имеют высокие результаты и по большинству других объективных показателей.

Как организована экспертиза заявок?

– Обработанные данные анкеты сводятся в таблицы, которые сразу помещаются в интернет, чтобы авторы заявок могли проверить и исправить ошибки. Далее собирается экспертная комиссия и на основе данных заявок отбирает претендентов с наиболее высокими показателями. Если она не находит у них нарушений, то они сразу получают полный грант и из них создаются вторая экспертная комиссия и группа экспертов для проведения экспертизы всех остальных заявок, поданных на конкурс. В состав победителей первого тура не имеют права входить члены первой экспертной комиссии, их проекты проходят экспертизу на общих основаниях.

Каждый грант для заявок оставшейся группы оценивается тремя экспертами (возможный вариант – пятью). Оценка чисто фундаментальных работ нацелена на три фактора: не упустить сильных работ, по случайности не опубликованных в хороших журналах; убедиться, что работа коллектива соответствует программе по профилю; не допустить случаев, когда используются работы фактически эмигрировавшего учёного, уже не связанные с направлениями исследований лаборатории. При оценке социально ориентированных работ, кроме этого, надо оценить и сам проект, его масштабность, значимость, оригинальность и реалистичность. Оценка проекта для ориентированных работ имеет большое значение, не меньшее, чем импакт-фактор.

Решения обеих экспертных комиссий вывешиваются в интернете. Каждый имеет право ознакомиться с анонимными отзывами и написать жалобу в контрольный совет. В этом году одна из таких жалоб была удовлетворена.

Как вы оцениваете итоги программы?

– Прошло ровно 10 лет, как начала действовать программа МКБ. Если рассмотреть чисто формальные показатели, то они впечатляют. Из 12 академиков, избранных из числа научных сотрудников РАН по специальностям программы МКБ за 2003–2011 годы, 11 получали гранты по этой программе. А из 16 избранных в члены-корреспонденты РАН – 13 имели грант МКБ.

Были защищены более 100 докторских и более 560 кандидатских диссертаций. Опубликовано более 3000 статей в международных журналах с ИФ до 25 и выше. Четыре обладателя грантов МКБ избраны в Академию Европы. За время существования программы учёные, получавшие грантовые деньги, были удостоены множества разнообразных премий. Более десяти лидеров, выигравших конкурс «новых групп» в разные годы, создали полноценные лаборатории.

Каким вы видите будущее программы?

– Тут есть повод для пессимизма. В 2009 году бюджет РАН был слегка урезан, а бюджет программ – весьма чувствительно. Сегодня полный грант программы МКБ составляет только 3 миллиона рублей в год, хотя должен составлять не менее 10 миллионов, учитывая инфляцию за 10 лет. К сожалению, Президиум РАН не ведёт борьбу за увеличение финансирования программ фундаментальных научных исследований, от которых фактически зависит успех нашей науки. Один раз в ответ на письмо 119 учёных была сделана попытка усилить поддержку МКБ со стороны Минобрнауки, но она была «зарезана» Минфином. Таким образом, программа обречена на медленное умирание, если не будет кардинально изменено отношение к ней не только на словах, но и на деле. А с нею погибнет и инновационное развитие биомедицины в России.

На программу ведутся и активные атаки. Высказано предложение вернуться к распределению денег не между лабораториями, а между институтами. Такого нет нигде в мире, и это немедленно загубит программу. Надеюсь, что этого не произойдёт. Часто утверждается, что не следует стремиться печатать статьи в международных журналах. Но кроме того, что такие публикации – это лучший вид экспертизы, отказ от международных изданий сразу приведёт к выпадению российской науки из мировой, её полной провинциализации. С ней никто вообще не будет считаться. Недавно велись переговоры о совместной разработке проблемы рака между РФФИ и США. Представители США сомневались в нашей дееспособности, говоря, что мы печатаемся только в российских журналах, но, когда они получили список наших работ в международных журналах, все вопросы были сняты.

Есть предложения несколько изменить критерии оценки научной деятельности учёного, однако их необходимо обсудить на научном совете программы. Предлагается не считать импакт-фактор главным критерием, а составлять некую величину, объединяющую все показатели, рассчитывая её с помощью компьютерной программы, хотя и так те, у кого наиболее высокие показатели импакт-фактора, имеют высокие показатели по большинству других параметров. На следующем конкурсе компьютерная программа, если её одобрит научный совет, вероятно, будет испытана.

Беззащитная наука

Глава Высшей аттестационной комиссии Владимир Филиппов признался, что его учреждение «завалено обращениями граждан и ученых» по поводу плагиата в диссертациях. Чиновники и депутаты, по его словам, «сейчас бегают и ищут, кому дать деньги, чтобы отказаться от диссертации». Как говорится, приплыли! Осталось выяснить, что со всем этим наукообразным безобразием делать.

Налицо ведь состав уголовных преступлений. Мы не прокуратура и не ФСБ, отвечает Филиппов. И он прав. А силовикам, в свою очередь, дела до интеллектуальной собственности пока нет. У них с оппозиционерами и коррупционерами забот хватает. Но делать ведь что-то надо. Фальшивые диссертации — это и мошенничество, и подделка документов, и злоупотребление служебным положением. Да и вообще, какие могут быть инновации в стране, где ученых — тьма, а толку от них никакого? ВАК лишь грозит размещать «труды» плагиаторов на специальном сайте, чтобы «морально лишить степени», а также поднимает вопрос о разработке этического кодекса ученого. Вряд ли этого окажется достаточно для того, чтобы одолеть лженауку.

Извиняет нашу дремучесть одно — история у нас такая. Судите сами: первая докторская в Болонском университете была защищена в начале XII века, а в России в самом конце XVIII века. Следует опять же понимать, что проблеме плагиата через три года стукнет 200 лет. Это уже даже не проблема, а чуть ли не национальная традиция. Вот сколько в России существует институт защиты диссертаций, вот столько же стукнуло и практике покупки ученых званий.

Устав академии наук 1803 года запрещал академикам заниматься профанацией? Запрещал. Заповедал «не вносить в список кандидатов людей неизвестных и посредственных»? Заповедал. Но, несмотря на все эти строгости, наших людей, тянувшихся к знаниям, не запугать. Началось все в 1816 году с «дерптской аферы», когда выяснилось, что дипломы докторов юриспруденции банально продавались. Скандал дошел до императора. В своей резолюции Александр I повелел: «упомянутое производство» фальшивых ученых «не считать действительным и, отобрав от них подлинные дипломы на докторское достоинство... юридический факультет с основательностью подвергнуть штрафованию». Ну и так далее. А вы говорите — система «Антиплагиат»! Если богатый или чиновный невежа захотел у нас стать дипломированным ученым, ему никакой царь, генсек и тем более ВАК не помеха. А менять всю систему — например, введя уголовную ответственность за фальсификацию научных достижений, — у нас от веку не научены...