В старших классах Гимназии учителей уже много лет не было, а если и были, «то почти недостойные». В младших же классах учителей слишком много, но тоже «почти все негодные, у которых школники время теряют». Из Гимназии «ни един школьник в студенты […] не выпущен, кроме одного или двух, которые прежде в других школах доброе положили основание» (38).
Но не только гимназия находится в полном небрежении. В Университете не было и подобия университетского: не было факультетов, выборного ректора, студентов, лекций. «Да и быть не могут, – восклицал Ломоносов, – затем что Санктпетербургский университет и имени в Европе не имеет, которое обыкновенно торжественною инавгурациею во всем свете публикуется» (39).
Нерадение о академических департаментах
В штате Академического собрания недостаток нужных профессоров, нет «высшего математика», географа, физика, ботаника, механика. В Академии числилось 9 адъюнктов, но из них пять обучались за границей, другие не знают и оснований «высоких наук». Публичных актов по Регламенту 1747 г. положено было проводить три в год, но «бывает только по одному», – продолжал Ломоносов.
В тяжелом состоянии и другие академические департаменты: «Библиотека и Кунсткамера имеет расположение толь же худо, как и прежде». Причем их положение, как и состояние Физического кабинета, Обсерватории, Ботанического сада становилось с годами только хуже. В 1763 г. «по должности» как член Канцелярии и «по совести» Ломоносов писал «о весьма худом состоянии самых нужнейших академических департаментов», которые «лежат бесполезны, в плачевном состоянии», а «жалованье и другие расходы из казны тратятся напрасно» (40). Экспериментальная физическая камера после отъезда Г.В. Крафта и смерти Г.В. Рихмана находится в плачевном виде: «лежат уже много лет физические инструменты по углам разбросаны, в плесени и во ржавчине». При этом они не используются по назначению – «ни к новым академическим изобретениям», ни при чтении лекций студентам.
