Два года реформы РАН

30.06.2015



Неделя в науке. Два года реформы РАН, 15 лет ЕГЭ и научно-технологическая стратегия

В минувшую субботу, 27 июня, исполнилось два года с момента начала реформы Академии наук. Именно в тот июньский день 2013 года на заседании правительства было заявлено, что правительство подготовило и вносит в Госдуму законопроект «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук…». Представляя его, министр образования и науки Дмитрий Ливанов заявлял, что «в РФ создается основанное на членстве общественное государственное объединение «Российская академия наук».

И хотя после экстраординарных усилий академического лобби такая формулировка была исключена из окончательной версии закона (сейчас «Российская академия наук является федеральным государственным бюджетным учреждением»), де-факто именно это и произошло. Сегодня очевидно, что цель превратить Академию наук в клуб относительно высокооплачиваемых пары-тройки сотен пенсионеров – никуда не делась и даже несильно трансформировалась. Просто была изменена стратегия ее достижения в понимании авторов реформы. (Кстати, до сих пор остающихся формально анонимными, хотя все понимают, кто готовил этот законопроект.)

Академию наук отделили не только от управления финансовыми и материальными активами, но и во многом от формирования направлений собственно научных исследований. Все эти функции фактически сконцентрировал у себя специально созданный уполномоченный орган правительства – Федеральное агентство научных организаций (ФАНО).

Два года в некоторых странах – это половина президентского срока. Можно и подводить итоги. В некотором смысле под этим углом можно рассматривать и заседание Совета по науке и образованию при президенте РФ, состоявшееся в среду, 24 июня. Хотя никто из выступавших про реформу академической науки не говорил. Заседание было тематическим – «Новые вызовы и приоритеты развития науки и технологий в Российской Федерации». Наиболее важными, на наш взгляд, были следующие тезисы в выступлении Владимира Путина:

«Наука – это не вещь в себе, она не может развиваться в отрыве от задач развития страны, от тех вызовов, с которыми сталкивается государство в геополитической, экономической, демографической, социальной сферах, в области национальной безопасности»;

«Мы, безусловно, должны быть готовы к такой конкуренции. Собственно, это вопрос о нашем научном и технологическом суверенитете, о том, чтобы внешние вызовы, какие-либо ограничения, попытки сдержать Россию, а также слабость собственного научного потенциала не становились барьером для развития, для нашего роста»;

«Нам нужно научиться концентрировать ресурсы, избавляться от слабых, неконкурентоспособных структур в научно-образовательной сфере. Мы вчера вечером в достаточно узком составе с некоторыми из здесь присутствующих эти вопросы предметно обсуждали применительно, правда, к фундаментальной науке и к науке в целом.

А в целом следует серьезно заняться вопросами повышения эффективности использования бюджетных средств. Сложившаяся система бюджетного планирования в сфере науки и научных исследований пока еще очень размыта. Отсутствуют единые, внятные критерии результативности использования ресурсов. Прошу правительство внимательно посмотреть этот вопрос и предложить варианты его решения»;

«Считаю, что по итогам нашего сегодняшнего разговора нам необходимо приступить к разработке стратегии научно-технологического развития России на долгосрочный период».

Вокруг каждого из этих тезисов можно было бы развернуть целое исследование. Немного утрируя, можно сказать, что президент ждет технологического «выхлопа» от науки; при этом сама отечественная наука должна диктовать мировую исследовательскую моду. Все это называется «научный и технологический суверенитет». Проблема, однако, в том, что «стратегий научно-технологического развития» и им подобных документов разработано и так в избытке. Последний пример – «Программа фундаментальных научных исследований в Российской Федерации на долгосрочный период», принятая не далее как минувшей весной.

Ну а в ближайшем будущем науке, судя по всему, надо готовиться к тому, чтобы «избавляться от слабых, неконкурентоспособных структур в научно-образовательной сфере».

К слову, про образовательную сферу. В понедельник, 22 июня, премьер-министр Дмитрий Медведев на совещании с вице-премьерами подвел жирную черту под очередным, 15-м по счету, всероссийским крэш-тестом по сдаче единого государственного экзамена: «В любом случае можно сказать, что экзаменационная кампания прошла штатно, абсолютно нормально… По поводу ЕГЭ все равно продолжается вестись дискуссия. Пишут и вам, и в правительство в целом, и мне лично, в социальных сетях. Но просто хочу, чтобы все понимали: мы не будем отказываться от единого госэкзамена… А когда нас убеждают вернуться к прежним вариантам сдачи экзаменационных испытаний – это прошлый век, это анахронизм».

Мы вас поняли, Дмитрий Анатольевич. Правда, пока первый ощутимый результат 15-летнего эксперимента с ЕГЭ, как отметил один из выступавших на президентском Совете по науке и образованию, «у нас довольно мало ребят выбирают физику, информатику, химию в качестве единого государственного экзамена». А мы все твердим «стратегия», «программа», «концепция», «основы»…

Независимая газета, Андрей Ваганов

©РАН 2024