Александр Литвак: Наука с троечниками не дружит

06.09.2016



Прошедшее лето, кроме климатических рекордов, запомнится еще и жаркими, под стать погоде, дискуссиями о будущем российского образования и науки. Сначала в СМИ появилась информация о том, что число бюджетных мест в вузах сократится на 40%. Ее опровергли, но заговорили о грядущем сокращении 8000 тысяч российских ученых в институтах РАН. Эту информацию тоже опровергли, но вскоре вице-премьер Ольга Голодец заявила, что стране вполне достаточно 35% населения с высшим образованием, а остальным оно не требуется, и это тоже стало предметом горячего обсуждения. И, наконец, в августе ученые страны обратились к В. Путину с открытым письмом, в котором попытались донести до него свою обеспокоенность судьбой российской науки.

Эти события корреспондент «Биржи» Игорь Становов попросил прокомментировать научного руководителя Института прикладной физики РАН, академика и члена Президиума РАН, доктора физико-математических наук, профессора Александра Литвака.

- Александр Григорьевич, начнем с последнего по хронологии события. Прошло больше месяца с тех пор, как 150 членов Российской академии наук направили открытое письмо президенту страны, которое и вы тоже подписали, а реакции главы государства все еще нет…

- Почему? Президент согласовал увольнение министра образования, и вполне возможно, что одним из мотивов такого решения были как раз сложные взаимоотношения чиновника с Академией наук. А одним из заместителей нового министра стал член-корреспондент РАН Лопатин. Возможно, это реакция на обращение к президенту 150 академиков. Подождем новых шагов.

Но это частности. Главным результатом нашего обращения к президенту я бы считал не их, а осознание — на самом высоком уровне - того, что государство, если оно претендует на ведущие позиции в мире, без значимой науки существовать не может. То, что сейчас с нашей наукой происходит, этим претензиям никак не соответствует. Конечно, всегда можно любое очередное сокращение объяснить сложной экономической ситуацией. Но если у нас и без того скромное бюджетное финансирование академических институтов в прошлом году сократили на 10%, а в этом еще на 8%, да если прибавить сюда же инфляцию, то о чем тут говорить? Сейчас у всей РАН, куда после объединения вошли и Медицинская, и Сельскохозяйственная академии, финансирование менее 1,5 млрд долларов в год — это бюджет не самого крупного американского университета.

Ошибочно, на мой взгляд, и решение переносить центры тяжести развития науки в университеты (а это происходит): они за последние 5-6 лет получили серьезные средства на развитие, в то время как академические институты на обновление материальной базы ничего не получают вообще. И это, конечно, неправильно. Развивать науку в университетах, безусловно, разумно, но перенос туда центра тяжести противоречит национальным особенностям нашей науки. У нас и сегодня лидирующие позиции занимает академическая наука.

Неправильно механически переносить к нам зарубежный опыт. Вот много говорят о принципе мобильности в науке, но ведь наши условия не позволяют его реализовать в полной мере. Как, скажите, российский ученый может переехать из одного научного центра в другой, когда даже по месту постоянной работы у него далеко не всегда есть квартира, детский сад или школа для ребенка? То же самое касается и полезной по сути идеи конкурса постдоков, в котором поддерживаются только молодые ученые, меняющие место работы.

Это лишь часть из множества проблем, которые безотлагательно нужно решать. Но заниматься этим должны сами ученые, люди , которые понимают содержание науки и то, как она устроена.

- Не раз приходилось слышать мнение, что многие проблемы современной отечественной науки порождены именно некомпетентными управленческими решениями.

- Согласен. В первую очередь надо говорить о реформе Академии наук, которая разрушила управление наукой. И это одна из причин, почему я подписал открытое письмо президенту страны. Я, кстати, долго колебался, и вот почему. В письме главный упор сделан на то, что ФАНО проводит деструктивную работу, в частности — по объединению академических институтов. А я не считаю, что вся эта деятельность неправильная. Наш пример объединения трех институтов в Федеральный исследовательский центр нигде и ни у кого не встретил возражения. В нынешней экономической ситуации, думаю, разумно было присоединить Институт физики микроструктур к более крупному и приспособленному к жизни ИПФ. В выбранной схеме объединения самостоятельность коллективов в основном сохранится, но расширятся возможности более тесного научного сотрудничества. Ну а существование большого количества маленьких институтов по 20-30 человек тоже, согласитесь, нелогично. Когда возникает возражение, что где-то пытаются объединять гуманитариев с физиками, то есть и контраргумент: а как же они сосуществуют, и вполне благополучно, в университетах? Значит, объединение вполне возможно, но желательно при взаимном согласии, т.е. на разумной основе, гарантирующей достаточную самостоятельность.

Поэтому, повторюсь, сомнения были. Но я все же подписал это письмо, потому что считаю важным обратить внимание президента на то, что ситуация в науке — критическая. И дело не в самом ФАНО — у меня, например, нет персональных претензий к его руководству : это высококлассные менеджеры, с ними вполне можно конструктивно взаимодействовать. Но они действуют в рамках заданной парадигмы, которую не они придумали. А вот то, что касается этой парадигмы и заложенных в ней принципов управления наукой, ее финансирования, — к этому у меня большие претензии.

И, конечно, должно быть четкое понимание, что фундаментальная наука по определению занимается познанием устройства мира, тем, что интересно, и никогда невозможно предугадать заранее, каков будет результат. Это потом из него могут возникнуть прикладные решения — тому есть множество примеров в истории. Нобелевский лауреат академик Жорес Алферов говорит, что вряд ли мог кого-то убедить, когда начинал заниматься гетероструктурами, что из интереса к ним возникнет вся современная микроэлектроника. Поэтому говорить о планировании приоритетных направлений фундаментальной науки — это нонсенс. Ну кто 20 лет назад мог предсказать сегодняшний всплеск в квантовой физике — тогда ученые этим занимались, потому что это очень интересная область. А сегодня уже Китай запустил спутник для проведения экспериментов по квантовой телепортации.

- В дискуссии, которая развернулась после публикации письма академиков президенту, звучали упреки в том, что ученые отчасти и сами виноваты в сложившейся ситуации в науке: для большинства она просто непонятна, а разъяснением, популяризацией никто не занимается…

- Наверное, отчасти это верно. Но попробуйте заняться популяризацией науки в нашей стране, если все в медийном пространстве делается на коммерческой основе. Сама отечественная наука не так богата, чтобы оплачивать пропаганду своих достижений, а общественного запроса на это, к сожалению, нет, значит, нет и финансирования. Так что дело не в снобизме ученых, которые якобы считают эту деятельность ниже своего достоинства, а опять- таки в отношении общества к науке.

- Александр Григорьевич, но если так много проблем порождается некомпетентностью тех, кто решает судьбы науки и образования, то как вы можете прокомментировать заявление вице-премьера Ольги Голодец о том, что (цитата по «Интерфакс») «у нас есть просчитанный баланс, он составляет примерно 65% на 35%. При этом 65% - это люди, которым не требуется высшего образования. Поэтому в ближайшем будущем пропорция в экономике будет меняться в сторону увеличения доли людей без высшего образования»?

- Шокирующей оказалась формулировка, а по сути спорить не с чем. Вот я человек немолодой и помню, сколько моих сверстников получали высшее образование — этого вполне хватало, чтобы обеспечить кадрами и экономику, и науку. Сегодня же практически все выпускники школ идут в вузы, так что, наверное, тревожить должны не количественные показатели, а качество образования. Свежий пример: на естественнонаучную специальность (не буду называть вуз и факультет, но цифры этого года) поступают люди с суммарным баллом ЕГЭ 110-112, то есть «круглые» троечники. Понятно, что сделать из них классных специалистов невозможно. Так, может, и не надо? Пусть лучше эти ребята пойдут в ресурсные центры, получать хорошую востребованную специальность и начнут работать? Так во всем мире принято.

- А вот ректор НИУ ВШЭ Ярослав Кузьминов в интервью газете «Известия» недавно объяснил, что рост числа студентов вузов в первую очередь обусловлен желанием людей повысить свой социально-экономический статус. «Выпускники вузов в среднем получают значительно более высокую зарплату по сравнению с теми, кто окончил только школу. Это так называемая премия за образование. Пребывание в университете формирует у человека и культурный капитал (можно попробовать определить его как сумму необязательного для непосредственного зарабатывания денег «необязательного знания»), и высокий социальный капитал (сумму знакомств, социальных связей с интересными и влиятельными людьми)».

Г-н Кузьминов также отметил, что «приход людей с высшим образованием даже на «обычные» рабочие места, не требующие высоких профессиональных компетенций, приводит к повышению культуры и производительности труда. Но, что еще более важно, высокий уровень образования в стране делает ее привлекательной для инвестиций, обеспечивает возможность быстрой технологической модернизации». К тому же, по статистике, люди с высшим образованием и живут дольше, и меньше антиобщественных поступков совершают…

- У меня такой статистики нет. Но мы в нашей Высшей школе общей и прикладной физики, которая работает в ННГУ при активном участии нашего ИПФ, занимаемся не только улучшением общей культуры общества, а готовим специалистов для науки, которой и сами занимаемся. Поэтому постоянно имеем дело с выпускниками и можем констатировать: начальный уровень их подготовки заметно ухудшился. И нам ничего не остается, как менять учебную программу и первый семестр заниматься с ними только математикой, потому что обучать физике без математики бессмысленно. Но даже в итоге наших усилий мы все равно теряем до половины от всех поступивших. Вот это проблема. Конечно, время, которое эти ребята проведут в стенах университета, надеюсь, окажет на них благотворное влияние. Но наукой-то кто будет заниматься?

- А по-вашему, правильно ли вообще определять соотношение людей с высшим образованием и без него? Ведь оно фиксирует потребности нынешней экономики, которая сама нуждается в реформе. Если будущее за экономикой знаний, то хватит ли для нее этих 35%?

- Но ведь знания получают не только в вузе. Те же самые ресурсные центры готовят специалистов для работы на современных обрабатывающих центрах и дают им самые разнообразные знания, в том числе и в области «необязательного знани» Так что дело не в формальном дипломе о высшем образовании . А потребуется новый уровень знаний — всегда можно продолжить образование.

- Как думаете, доживет страна до того времени, когда образование и наука займут подобающее им место в системе государственных ценностей?

- Я по натуре оптимист (иначе и невозможно заниматься организацией науки), так что хотелось бы в это верить. Хотя есть и другое определение оптимиста: это человек, который знает, что хуже уже быть не может. Наука не существует отдельно, она встроена в общую структуру общества, а нынешняя не очень-то способствует развитию науки. Но если мы не будем поддерживать на необходимом уровне все научные направления, то у нас скоро может не остаться специалистов, способных даже разобраться в том, что же происходит в той или иной области знания. Так что если мы хотим не просто покупать технологии, а создавать их, то должны всю науку развивать. Дело это, конечно, затратное, но иметь достойную науку при сегодняшнем уровне финансирования нереально.

Биржа, 06.09.16

©РАН 2024