http://www.ras.ru/news/shownews.aspx?id=77368bc1-0668-4163-be06-8c9788367253&print=1© 2024 Российская академия наук
Отчего погода взбесилась, в эфире Радио «Комсомольская правда» мы выяснили у академика, директора института физики атмосферы Российской Академии наук Игоря Мохова [аудио]
Баченина:
- Одним из последний глобального потепления считаются так называемые экстремальные погодные явления. То есть, периоды аномальной жары зимой или холода летом. Волны жары, недельные проливные дожди, засухи и прочие феномены, связанные с неправильной погодой. В студии – академик, директор института физики атмосферы Российской Академии наук, профессор Московского государственного университета, профессор Московского физико-технического института Игорь Мохов. Здравствуйте.
Мохов:
- Добрый день.
- Вот то, что сейчас на градусниках в Москве и, возможно, в каких-то других регионах Российской Федерации, это можно назвать экстремальным явлением?
- Да, это проявление экстремальных явлений, причем, в разных районах нашей страны эти экстремальные явления проявляются по-разному.
- У нас это холодное лето и жаркая, допустим, весна?
- Да, но, с другой стороны, холодная весна началась жарко на самом деле в Москве и в стране в целом. Март был исключительно теплый и жаркий в России. То есть, это была достаточно уникальная ситуация. А потом это сменилось холодным маем и июнем.
- А вот то, что сейчас происходит в Черноземье – там жара… там все нормально с климатом?
- На самом деле, эти аномалии проявляются в виде вот таких волновых процессов – где-то жара, где-то холод и это разные стороны одного и того же процесса.
- То есть, не нужно спокойно сидеть и думать, что у нас-то тут в Черноземье хорошо, а вот у вас в Крыму плохо…
- Ну да, и обычно вот в сопредельных регионах у нас другого знака аномалии.
- Когда люди вообще говорят об экстремальных явлениях, они часто имеют в виду что? Потопы, мощнейшие дожди, засухи? Мы в этом году столкнулись с ураганами и резкой переменой температуры. Это тоже звенья одной цепи все, да?
- Это звенья одной цепи и в разных регионах экстремальные события проявляются по-разному. Например, государства, которые низменные, для них существенны наводнения, тайфуны и т.д. Для России – тут в зависимости от того, где мы находимся. Вы сказали – ураганы – а на самом деле ураганов не было. То, что вот у нас было, это были шквалы…
- Вот московский ураган, когда люди погибли даже…
- Это не ураган, это был фронт, и на фронте вот были шквалы с экстремальным ветром.
- А что же тогда ураган, я боюсь представить?
- Ну, по определению, ураганный ветер – это ветер со скоростью больше 32-33 метров в секунду. Обычно это в тропических широтах, над океанами, над Атлантикой, над Индийским, Тихим океаном реализуется. Вот на нашем Дальнем Востоке тоже проявляется влияние ураганов – там они называют тайфуны. А в Москве ураганная скорость ветра у поверхности не достигалась. Вот 29 мая самая большая скорость ветра была зарегистрирована на крыше физического факультета МГУ – это вот кафедра физики атмосферы измеряет, эту скорость ветра – 29 метров в секунду. Это почти ураганный ветер.
- А вы надеялись на это?
- Я могу сказать – когда погода хорошая, это по-человечески приятно. Когда необычная погода – профессиональный интерес. По крайней мере, новые дает задачки и это всегда интересно. Хотя желательно, чтобы было без жертв и негативных последствий.
- Это безусловно. Игорь Иванович, а где в Москве искать предметы вашего изучения? Или вам нужно куда-то выезжать, чтобы и тайфун посмотреть, и засуху?
- Сейчас данные такие глобальные они доступны и в интернете – это и спутниковые данные, и мировая сеть, и ученые разных стран обмениваются данными, поэтому тут все на самом деле доступно в значительной степени через интернет.
- То есть, вы не как океанологи уходите в экспедицию, потом полгода изучаете то, что привезли?
- Нет, я сам участвовал в экспедициях, это полезный опыт действительно, когда живьем ты участвуешь в этих процессах, как свидетель. Но, конечно, это часть, маленькая частичка тех данных, которые необходимы нам для глобального видения.
- Буквально некоторое время назад у нас были извержения сразу трех вулканов. Это что-то ожидаемое было, это плановое извержение, потому что сейсмологи ждали и спокойно к этому отнеслись, или это тоже из ряда экстремальных?
- Ну, планово – тут сложно сказать, потому что прогнозируемость вулканических извержений еще на недостаточном уровне, тут необходимо дальнейшее развитие этой науки. Другое дело, что с точки зрения климатической, эти вулканы не были как бы, их значимость невелика, потому что эффект климатический достигается, когда продукты вулканического извержения забрасываются в стратосферу и там живут достаточно долго. Вот вулкан в 1991 году, Пенатуба…
- Непроизносимый который?
- Нет, Пенатуба. А вот непроизносимый, он никакого климатического эффекта не имел. Только для авиаперевозок…
- Да, с бытовой точки зрения, с нашей, обывательской. Если авиация прекращает свою навигацию, так скажем, то, значит, уже климат мешает, нет?
- Нет, нет, это просто проблема в перевозках, видимости и самолеты… просто тут когда у нас аэрозоль в воздухе, и повышенная концентрация, это тоже сказывается на двигателях и так далее.
- Давайте к Пенатуба вернемся. Тут самое важное мощность или высота?
- Мощность и высота. Важно, чтобы вот эти продукты извержения были заброшены в стратосферу и, конечно, мощность. Вот в 1991 году было очень мощное извержение вулкана Пенатуба. До этого были вот вулкан Эльчичон в 1982 году извергался… у нас довольно много извержений, но не все они забрасываются, их продукты, в стратосферу. Ну, например, наши камчатские вулканы, обычно их влияние только в тропосфере, поэтому относительно быстро вымываются продукты извержения в тропосфере. Это до высоты примерно 10-16 километров.
- Сейчас, думаю, многие вспомнили последний день Помпеи… а вот около таких вулканов-то жить действительно как на вулкане уже… ведь не только в стратосферу, но и на землю кое-что падает… Да, опасная у нас тут территория. В 2016 году температура Земли достигла своих максимальных значений за последние 4000 лет, это правда?
- Нет, вот надежные данные – это данные измерений. За последние, вот с середины 19 века есть данные измерения, ну, более-менее глобального такого покрытия, вот с середины 19 века это самый теплый год был. А последние три десятилетия были самыми теплыми на уровне десятилетий. За последний миллион лет примерно никогда в атмосфере Земли не было такой концентрации углекислого газа.
- Да, это настораживает… А есть ли у исследователей четкое понимание, в чем причина глобального потепления?
- На сегодняшний день по наиболее детальным исследованиям, и анализ данных, и модельные расчеты показывают, что вот объяснить современные изменения климата, особенно последних десятилетий, без антропогенного фактора не получается. Поэтому это необходимый элемент, хотя, конечно, модели требуют дальнейшего развития и они развиваются очень интенсивно.
- Игорь Иванович, расскажите, что такое антропогенный фактор.
- Антропогенное влияние связано с влиянием человечества. Оно бывает разного типа. Вот мы живем в городах и обычно в центре города теплее, чем за городом. Это вот тепловые шапки городов. Это одно влияние. Человечество влияет на экологию. Но вот с точки зрения климата основной фактор антропогенный связан с изменением содержания парниковых газов в атмосфере, прежде всего, углекислого газа, метана, других газов. Хотя самый важный парниковый газ в атмосфере Земли – это водяной пар.
- Получается, это все продукты нашей жизнедеятельности?
- Увеличение содержания углекислого газа в атмосфере – это, прежде всего, связано с ролью человечества.
- Хорошо. Изменение климата на сегодняшний момент является, на мой взгляд, проблемой номер один. Потому что, как говорится, деньги могут быть, а могут и не быть, а вот здоровье не купишь, да. Так и здоровье планеты. Может быть что угодно, но здоровье планеты у нас одно, другой планеты пока нет… Так вот, проблема номер один перед мировым сообществом и, тем более, они влекут за собой изменения глобальные, как и само глобальное потепление, и в экономике, и в экологии, и не учитывать их просто невозможно. На ваш взгляд, я уверена, вы же интересуетесь и парижскими встречами, а потом и соглашениями, и работой мирового правительства в этом направлении. Что-то толковое происходит или все это просто слова?
- На самом деле, то, что происходит сейчас, уже это оценивалось несколько десятков лет назад и ожидалось. И тогда не очень как бы верили, что такое может происходить. Мы уже пошли в тот климат, который до этого прогнозировался. И мы уже живем в новом климате, который казался невероятным в 50-60 годы.
- То есть, предсказывали ученые?
- Это модельные оценки, предсказывали, да. То есть, уже тенденции были. Другое дело, что в нюансах, конечно, различие есть, но в целом вот такое потепление ожидалось.
- А все-таки, на сегодняшний момент, вот президент Путин съездил в Париж, потом были заключены парижские соглашения, а до этого у нас был какой-то Киотский протокол, да, который, как говорят ученые, не сработал. Вот как мне относится к тому – планету будут спасать? – и что я могу для этого сделать?
- Ну, Киотский протокол и не должен был привести к каким-то существенным именно результатам, потому что это было, скорее, соглашение такое экономико-политическое и первая попытка глобальной договоренности, что нам делать глобально с точки зрения климата.
- Он в каком году был?
- Это 1997 год. С 1998-го по 2012-й год и в 2012-м году он закончился, его результаты – это сравнительно небольшие ограничения в эмиссиях парниковых газов в атмосферу и они могли привести только к небольшим, незначимым изменениям на уровне климатической изменчивости. Что касается парижской конференции, в которой я, кстати, тоже участвовал, ну, это была все-таки не научная конференция, а, скорее, политическая и вот попытка опять таких договоренностей, на уровне государств, глобальной договоренности, хотя это очень трудно сделать, потому что у разных стран разные интересы.
- И цели, конечно.
- Разные страны находятся на разном уровне развития, поэтому те предложения по ограничению, которые предлагаются развитыми странами, для развивающихся стран они не всегда приемлемы, потому что они не достигли еще того уровня развития и им требуется еще только внедрение новых технологий, которые позволят вот эти ограничения…
- Я понимаю, что тут, как лебедь, рак и щука в некоторых вопросах получается ответ, но все-таки, мы шагнули в сторону спасения?
- Что вы имеете в виду под словом «мы»? Парижское соглашение было согласовано многими государствами, но, с другой стороны, после этого США как бы выходят уже с новым президентом из этого соглашения. Президент Трамп сказал, что он не согласен с этим и у Америки свои интересы.
- Получается, что у него-то жизнь уже перевалили за экватор, получается, что все равно человеку? Или тут другие мотивы?
- Нет, тут сомнения всегда есть, это как бы не теорема, но важно, чтобы вовремя учитывать, чтобы мы не перешли критический уровень потепления, когда уже возврата не будет.
- Мы сейчас не в пике еще?
- Нет, мы уже в таком климате, который вызывает опасения, поэтому лучше заранее как бы побеспокоиться. Я еще лет 10 назад говорил на каком-то обсуждении, что для России, даже если бы климатических изменений не было, следовало эту проблему, может быть, даже придумать, чтобы обновить нашу экономику, новые технологии развить вовремя, чтобы не быть отстающими. То есть, лучше предвидеть и опережать.
- Вас, наверное, не послушали?
- Да нет, ну, просто, на самом деле, всему свое время, как показывает опыт. Сначала не верят, а уже потом как бы очевидное или уже поздно. Потом, на самом деле, в разных странах по-разному происходят эти изменения. Россия относится к числу стран, где происходят самые быстрые изменения климата, но при этом и изменчивость очень большая и поэтому не всегда вот за этой изменчивостью видны тенденции. Тем не менее, видно, что в последние десятилетия зимы стали более теплыми.
- Да, да…
- Ну, у нас страна большая. На Чукотке – одно. В бассейне Волги – совершенно другое. На Кавказе – третье.
- Хорошо, давайте попробуем нарисовать сценарий будущего. С чего бы вы хотели начать? С жестких или более мягких?
- Лучше более реалистических сценариев. Ну, что можно ожидать? В настоящее время есть несколько десятков моделей в мире, которые рассчитывают возможные изменения в 21 веке, в будущем, при различных сценариях. Там их несколько десятков, в принципе, но ключевых там несколько сценариев. Предполагается, что, если человечество ни до чего не договорится и будет жить, как живет, не согласуя свои интересы, планы и так далее – это так называемый жесткий сценарий. В этом смысле антропогенный фактор будет более сильно увеличиваться в 21 веке. Есть сценарии, когда умеренные такие изменения будут в 21 веке. И сценарий, когда новые технологии предполагается, что будут включаться в жизни и будет эмиссия парниковых газов в атмосферу уменьшаться к концу 21 века.
- При жестком сценарии, правда ли, что Флорида должна вся утонуть?
- Не утонет. Вся не утонет.
- Ледники будут деградировать?
- Уже деградируют.
- Соответственно, уровень воды и океана будет повышаться на 50-70 сантиметров?
- При умеренном сценарии примерно на полметра. Но там есть сценарии, когда и до метра к концу 21 века может увеличиться уровень океана. С другой стороны, уже сейчас, в последние десятилетия, уровень мирового океана повышается больше чем на 3 мм в год – это значит, 30 сантиметров в пересчете на столетие. То есть, это сопоставимо уже с тем полуметром, который при антропогенном сценарии к концу 21 века прогнозируется.
- Тогда почему вы считаете, что какие-то суши не видоизменятся и карта не поменяется? Ничего под воду не уйдет?
- Нет, это существенно для страны, но для России это не столь существенно, потому что… нет, это важно с точки зрения там наводнений и так далее, приливных наводнений, но все-таки полметра и на масштабах порядка столетия – к этому можно приспособиться. Например, Голландия уже использует дамбы и так далее. Существенная часть государств ниже уровня моря.
- Игорь Иванович, так все-таки, есть какие-то катастрофические изменения? Я не то чтобы пытаюсь нагнать интриги, скандалы, расследования – нет, просто во правде, жесткий сценарий. Чтобы испугать народ, чтобы он перестал думать о том, что это все мифы…
- Нет, нет, нет, народа не надо пугать. Потому что единожды соврамши, потом вам доверять не будут.
- А, тут предсказывать не надо браться?
- Нет, надо оценивать, но надо трезво смотреть и не как догму, а смотреть не определенность и по ходу пьесы редактировать сюжет.
- Хорошо. Я поняла, что вы прогнозируете, что ничто не потонет, ледники будут таять, но можно приспособиться…
- Нет, для островных государств уже есть опасность.
- Но они приспособились…
- Вот для Мальдив, Сейшел – это существенный фактор, там они очень… Атоллы различные. Это реальная опасность.
- Что с Антарктидой?
- Ну, что касается вот таких ледовых щитов, как Антарктида и Гренландия, ну, Гренландия уже в целом тает уже сейчас. И это способствует распреснению Атлантики, а распреснение Атлантики вызовет последующее изменение циркуляции в океане – это вот проблема замедления и остановки Гольфстрима обсуждается. Что касается Антарктики, то это сложнее, там большая неопределенность, хотя уже целый ряд оценок показывает, что и Антарктида начала таять, по крайней мере, прибрежные области. А вот центральная часть еще не тает. Более того, на самом деле, вот такой, казалось бы, абсурдный сценарий, но при потеплении, вообще говоря, такие вот щиты, как Антарктида и Гренландия, сначала должны расти. При потеплении. Это связано с чем? Во-первых, тут не только температура важна, но и осадки. А пока континент очень холодный, осадки – это снег. Снег выпадает, пока температура относительно отрицательная, он не тает и, то есть, щит накапливается. Но после определенного потепления, при превышении некоторого критического уровня температуры, начинает доминировать эффект таяния. И вот сейчас Антарктида в таком пограничном режиме. Ряд оценок уже показывает, и вот межправительственная группа экспертов, я тоже являюсь ведущим автором в этой группе ученых мира, показывает, что уже Антарктида начала в целом таять. Хотя есть другие оценки, которые показывают, что еще неопределенность слишком большая. Но пугаться не нужно, нужно трезво оценивать вот эти возможные сценарии.
- Хорошо, но вот существует такие понятие, как климатический скептицизм. Люди в большинстве своем не воспринимают всерьез глобальное потепление. Почему это происходит? И зачем ученым нужно, чтобы мы поверили?
- Ну, во-первых, нужно не «верить или не верить», а надо основываться на фактах. Надо основываться на данных, а не на вере. Ученый должен всегда сомневаться… Понимаете, это наши оценки, как может развиваться человечество в 21 веке. Конечно, буквально, может быть, через 10 лет новые технологии все изменят…
- Ну да, мы-то с вами рождены до изобретения и интернета, и сотового телефона, и прекрасно знаем, как это…
- Конечно, и наше мышление в достаточной степени линейное и мы только на короткий интервал можем прогнозировать, хотя вот те изменения климата, которые сейчас происходят, они прогнозировались раньше, но технологии могут существенно изменить режим планеты.
- Но тоже надеяться на прыжкообразные технологии их развития негоже, надо делать что-то сегодня с тем, что мы имеем.
- Это абсолютно точно. По крайней мере, это не только с климатической точки зрения, но и с экологической точки зрения, и развитие технологии – это, конечно, необходимо развивать. И не тратить так, может быть, за бесценок те ресурсы, которые Земля сберегала тысячелетия и миллионы лет.
- Игорь Иванович, я получила ответ на вопрос, что верьте не верьте, но основывайтесь на факты, товарищи, у вас есть разум, правильно? Да. А кто каждый из нас может сделать?
- Хороший вопрос. Во-первых, мы действительно во многом относимся – и в России, в частности – у нас страна большая, у нас много ресурсов, много воды… Кстати, проблема воды это тоже проблема 21 века. Глобальная проблема.
- Ну, я скажу за себя. Я в какой-то момент начала выключать воду, когда я чищу зубы. Возможно, это прозвучит смешно, но я экономить воду начала. Неважно, с какой точки зрения – финансовой или экологической. Тем не менее… Может, это вообще не работает, моя экономия?
- Нет, на самом деле, когда каждый человек понимает, что Земля наша все-таки маленькая планеты и мы все друг от друга зависим, это должно работать. И даже просто с точки зрения, что это наш общий дом и мы должны о нем беспокоиться.
- Да, согласна… Может быть, конкретный совет – что делать? Экономить воду?
- Ну, да. Потом, для России что важно на самом деле? Вот в этом году каждое лето у нас горят леса. Это, прежде всего, человеческий фактор. Это не молния. Активность молний относительно малый вклад дает. В основном это человек.
- И это приводит к изменению климата?
- Это меняет биосферу нашу, а леса поглощают углекислый газ из атмосферы… То есть, многое чего меняется. Меняется вообще экология планеты… Вот, в частности, у нас Сибирь, Байкал, Забайкалье – вот сейчас конкретно горят леса.
- Я как вспомню 2010 год в Москве, так вздрогну, если честно.
- Более того, вот мы оценки делали и при современном климате уже вот леса, которые за Байкалом, они при современном климате должны были уже сгореть. Надо их сохранять и поддерживать.
- А только лишь углекислый газ основная причина потепления?
- Не только. Ну, во-первых, самый мощный парниковый газ это водяной пар.
- Ну, слушайте это чайник кипит и вот вам водяной пар.
- Правильно. Почему мы и говорим про углекислый газ, а не про водяной пар? Потому что водяной пар, его содержание в атмосфере приспосабливается к температурному режиму. А вот углекислый газ это как бы внешние эмиссии, которые создает человечество за счет жизнедеятельности.
- Откуда берется водяной пар?
- Ну, прежде всего, океаны. У нас океаническая планета. 70% Земли – это океан. И потом уже, с океанов забрасывается внутрь континентов.
- Получается, цикл такой. Круговорот воды в природе. Океан испаряется – получается водяной пар в атмосфере, потепление из-за этого, и океан снова испаряется из-за потепления.
- Да, вообще говоря, обмен водяного пара в атмосфере – это всего несколько дней. Порядка полутора недель.
- Хорошо, а что мы знаем о залежах метана в районах вечной мерзлоты? Прочитала исследования американских климатологов, что это какие-то страшные залежи и, если вдруг критическая температура, то все.
- Для России это важная проблема, потому что больше 60% нашей территории это вечная мерзлота и, если она начнет таять, а она уже начинает таять, это может потенциально освободить метан и вот это связывается, прежде всего, с метангидратами. Но наши оценки показывают, что такая опасность в 21 веке несущественна, она есть, но несущественный вклад в тому потеплению, которое уже развивается.
- То есть, и без метана теплее становится?
- Метан, в расчете на одну молекулу, он примерно в 20 раз более эффективен, чем молекула углекислого газа.
- В отношении потепления?
- Да, в смысле потепления. Другое дело, что его гораздо меньше, чем углекислого газа. Вот сейчас молекул углекислого газа – в последние годы достигнут такой рубеж, тоже ключевой рубеж – 400 молекул углекислого газа на миллион молекул воздуха. Это уже на треть больше, чем в доиндустриальную эпоху.
- Слушайте, если так пойдет, мы и задохнемся.
- Нет, тут не с точки зрения задохнемся, потому что вредная для жизнедеятельности человека концентрация углекислого газа существенно больше, но в жизни планеты у нас концентрация углекислого газа в атмосфере была и на порядок больше. Другое дело, что человечества тогда не было.
- Да, тогда и бактерии на горячих почвах жили спокойно себе…
- Ну, кстати, углекислая кислота, она способствует развитию биосферы, лесов и так далее.
- Да, это важно. А существует ли некий эволюционный подход, когда говорят, что мы можем применить некие технологии, которые ликвидируют эффект от глобального потепления?
- Вы, наверное, имеете в виду так называемый геоинженеринг.
- Да, точнее, продукцию этой науки. Я прочитала про два направления. Первое направление – это некое условное, так скажем, зеркало, которое закрывает путь от солнечных лучей, но это очень дорого. А второе – это формирование облаков, ориентируясь на природное извержение вулканов. Но там есть оборотная сторона медали. Мощнейшая. Это сера.
- Да. Заброска вот действительно в стратосферу такого сернистого газа – это, действительно, по аналогии с извержением вулканов. Кстати, вот эта идея была предложена впервые в начале 70-х годов в России, поэтому это российская идея. То есть, еще в Советском Союзе. Другое дело, что это действительно может способствовать, будет препятствовать приходу солнечной радиации и тем самым уменьшать температуру планеты.
- Можно, конечно же, сымитировать выброс вулканический, чтобы закрыть вот таким щитом, а какая оборотная сторона медали в этом случае?
- Ну, оборотная сторона медали та, что трудно на самом деле прогнозировать последствия от такого воздействия. Во-первых, тут и модельные оценки показывают, что могут быть существенные экологические последствия. Это сернистые дожди, это может на биологии сказаться, проблема с озоновым щитом атмосферным. И мы вот делали оценки, с нашей моделью климатической, глобальной, которая развивается в институте физики атмосферы, последствия могут быть такие, что это так называемый… мы тем самым садимся на иглу. Если мы начали вот эти выбросы, эмиссию сернистых газов, аэрозолевого, в стратосферу, то мы должны это постоянно поддерживать. Если прекратить это, то последствия могут быть более существенны, чем первопричина.
- Хорошо. Вот боятся повышенного содержания серы, сернистых дождей и прочего, и экологической катастрофы уже другого порядка. Но можем ли мы разработать вот этот искусственный вулканический выброс, но без содержания серы? Химиков подключить.
- На самом деле, если технологии мы хотим применять, то лучше все-таки уменьшить выброс углекислого газа, прежде всего, в атмосферу, это нужно менять технологии. Можно же уловители делать, и использовать этот углекислый газ, и продукты жизнедеятельности, продукты производства, более эффективно.
- Хорошо, а на сегодняшний момент существуют такие уловители?
- Все это уже развивается и уже какие-то технологии есть, и различные технологии, там предлагается целый набор подобных технологий, другое дело, что это все-таки еще в начале развития и это требует внедрения.
- Это дорого?
- Понимаете, на каком уровне, потому что развитые страны уже начинают это применять.
- Давайте так. Расшифровка генома за последние несколько десятков лет подешевела в десять тысяч раз. Она стоила баснословных денег. Хранение информации в компьютере подешевела еще сильнее. То есть, я вам говорю на контрастах, насколько прогресс шагает вперед. И вот здесь – это изначально дорогие технологии, которые улавливают вредные выбросы или же, допустим, у нас в стране изобрели что-то приемлемое для нашей страны? Давайте ориентироваться на то, что нам понятно.
- Вот если мы сейчас говорим глобально, то, понимаете, если выходят целые страны, не поддерживают вот эти ограничения, то о каких технологиях мы можем говорить? Если ключевые страны по выбросам это Китай и Соединенные Штаты… Китай готов как бы участвовать, но он настаивает на том, чтобы учли их особенности, потому что они развивающаяся страна. А как тут оценивать, если в расчет на душу населения выбросы – это одно, интегральные – это другое. Потому что это больше миллиарда населения в Китае.
- Они не кокетничают? Вон, детей у них было много – взяли, ограничили. Что же, здесь не могут?
- Нет, они колоссально быстрыми темпами развиваются, поэтому действительно их тоже понять можно. А вот Соединенные Штаты, они выходят из договоренности. Другое дело, что они как бы продолжают развивать свои технологии параллельным курсом, не беря на себя каких-то обязательств. Как это было и во время Киотского протокола. Они не подписывали Киотский протокол. Это была ключевая страна, которая привела к введению Киотского протокола, это была Россия.
- А сами-то в Соединенных Штатах что-то делают локально у себя?
- Нет, нет, они развивают технологии и действительно новые технологии, и способствуют уменьшению эмиссии. Но стараясь не брать на себя излишних обязательств.
- Понятно. Еще я хотела затронуть тему мирового океана. Углекислый газ меняет состав воды, правильно?
- Да.
- Он делает ее более кислой?
- Да, но у нас круговорот в природе осуществляется и эмиссия вот углекислого газа в атмосферу – углекислый газ поглощается и биосферой, или почвой, и океаном. Но океан не успевает, не полностью поглощает этот углекислый газ, при этом он окисляется, а в атмосфере продолжает расти содержание углекислого газа.
- Чтобы было понятно, каковы последствия окисления океана для человека? Я знаю, что кораллы в первую очередь страдают. Они просто умирают от голода.
- Тут много может быть последствий. Ну, во-первых, изменение климата связано и не только с окислением. Самое яркое, наверное, проявление вот этого глобального потепления – это таяние морских льдов в Арктике. Вот ту скорость деградации морских льдов в Арктике, которое происходит сейчас, даже вот те модели, которые казались излишне катастрофичными, они в целом недооцениваются.
- Не рисовали такую скорость потепления?
- Такую скорость не оценивали, да. Если вот это такая тенденция деградации морских льдов продолжится, то уже через несколько десятков лет морские льды в Арктике могут стать сезонными. То есть, в сентябре лед может полностью отсутствовать во всем арктическом бассейне. Вот еще 12 лет назад, когда я участвовал в арктической экспедиции, у нас была проблема найти ледовый лагерь…
- Лед в Арктике найти?
- Ну, вот в том районе, где у нас была экспедиция, чтобы организовать ледовый лагерь. А сейчас это происходит быстрыми темпами. И вот в сентябре это самая быстрая скорость деградации морских льдов в Арктике. Хотя, я должен отметить, что в Антарктике в это время лед в целом растет. Хотя это на уровне изменчивости. Там большая изменчивость и незначимая, и это вот можно объяснить тем, что у нас естественная изменчивость климатическая на фоне вот этих трендов.
- С планетой ничего не случится, если у нее одна шапка снеговая исчезнет?
- Что значит с планетой? Тут же конкретные интересы.
- Ну, как изменится угол в глобальном…
- Нет, нет, даже вот таяние морских льдов в Арктике даже уровень мирового океана не изменит. Потому что то, что плавает, оно не меняет уровень. Вот лед, он растает – это закон Архимеда – он не влияет на уровень. Другое дело, что для белых медведей в Арктике это существенно. И потом, вся эта биота и фауна, то есть, это изменение режима абсолютно.
- А у нас, у людей, болезни начнутся?
- Ну, естественно. Мы адаптированы, вообще говоря, к определенному климатическому режиму и, когда это меняется, мы даже не всегда осознаем, что это происходит изменение. Особенно это сказывается на людях, которые чувствительны.
- Вы имеете в виду метеозависимых людей?
- Ну, особенно когда вот всякие экстремальные явления… вот пожары 2010 года показали, насколько мы уязвимы… И вот разные категории – беременные, пожилые люди, дети…
- Хорошо, я просто читала о том, что малярия пойдет вперед при потеплении. А еще связывают ли ученые миграции с экстремальными условиями?
- Посмотрите, наши леса кто выедает? Короеды. Экстремальных морозов нет, их не вымораживает, и их все больше и больше, и леса просто падают сами.
- Ну, понятно, перекос экосистем таких локальных…
- А когда столько было клещей! В Арктике в этом смысле в холодных климатах там таких проблем не возникает. Но когда у нас более теплый климат и не такие экстремальные морозы, то, конечно, это чревато тем, что…
- Если коротко, снижение глобальной температуры приведет к восстановлению климатических условий?
- Вообще говоря, вернуться по тому же пути, судя по тем оценкам, которые мы делали, невозможно. То есть, в любом случае мы уже вернемся к другой планете. Поэтому это так называемый гестерезис. Уже мы возвращаемся по другому пути. То есть, в одну и ту же воду мы не войдем. Другое дело, что мы можем ту же температуру, как бы постараться вернуться к той же температуре, но вряд ли вот в условиях парижского соглашения, по крайней мере, они там хотят, чтобы не превысило потепление два градуса, а желательно и полтора градуса, вряд ли это реализуемо при тех темпах, которые сейчас реализуются.
- Спасибо большое, Игорь Иванович.
Комсомольская правда