100 лет со дня рождения Нобелевского лауреата Виталия Гинзбурга. Лень и равнодушие – главные враги великого Гинзбурга
04.10.2016
4 октября исполняется 100 лет со дня рождения Виталия Гинзбурга.
Блестящий ученый и, это мое убеждение, выдающийся общественный деятель, умер 7 лет назад. Как часто бывает с людьми незаурядного масштаба, невосполнимость утраты в полной мере ощущается лишь спустя время.
И дело не в том, что это наша последняя Нобелевская премия. Любопытно, что сам ее сюжет говорит о подмешанной на политике случайности при выборе Нобелевских лауреатов. Этой премией в 2003 году была отмечена работа, которая получила Ленинскую премию еще в 1966 году. Ее получили будущие академики Алексей Абрикосов, Виталий Гинзбург и Лев Горьков. Но в 2003 году непонятным образом Нобелевский комитет из троицы исключил Льва Горькова. В число лауреатов был включен американец Леггет, что не роняет тень на его репутацию, но осадок остается...
Сюжет подтверждает афоризм острого на язык Гинзбурга: «Нобелевским лауреатом может стать каждый ученый, если проживет достаточно долго». Я не встречал столь самокритичного к себе ученого. По классификации Гинзбурга его классические исследования в области сверхпроводимости и сверхтекучести относятся к тому типу работ, за которые можно дать, а можно и не дать высшую премию. Классической стала его работа вместе с Ландау, на основании которой была создана советская водородная бомба.
Но почему я считаю, что потеря Виталия Гинзбурга невосполнима? Думаю, он был последним крупным ученым, который воплощал качества, присущие русскому интеллигенту, – предельную принципиальность, стойкость духа, смелость в противостоянии большинству, которое слишком часто, как доказывает история, оказывается неправым. И я уверен, что при Гинзбурге Академия не сложила бы руки, не дошла бы до нынешнего плачевного состояния.
С позицией Виталия Гинзбурга можно было не соглашаться, но он оставался нравственным авторитетом и его уважали даже оппоненты. В век флюгеров и перевертышей Гинзбург, думаю, был последним нравственным авторитетом. Может быть, такие люди изжили себя. Но единомыслие – опасное состояние, а путь к истине лежит через борьбу идей. Ученый знал, что для науки это аксиома, и с наивностью идеалиста переносил это правило на всю противоречивую жизнь.
Гинзбург пожертвовал манящей карьерой секретного физика и был выведен из Атомного проекта, когда женился на дочери врага народа. К Нине Ивановне он сохранял трогательное отношение полвека. В 1950-е годы Гинзбург выступил против всесильного и близкого к Хрущеву академика и фальсификатора Лысенко. В 1970-е Гинзбург был одним из пяти ученых (Капица, Харитон, Зельдович, Канторович), которые не подписали письмо с осуждением Сахарова. Он говорил мне: «Я не получил очередной орден, но это ничто по сравнению с тем, что я не пожертвовал убеждениями и не отступился от правды». И никогда, несмотря на тысячу приглашений, в отличие от своего соавтора Абрикосова, Гинзбург не задумывался о том, чтобы уехать за границу.
«Утечка умов» - это не про него. Думаю, причина – ответственность за созданную школу теоретической физики, известной на весь мир. Почти 20 лет он руководил легендарным теоротделом ФИАНа, более 40 лет вел семинар, где почитали за честь выступить самые блестящие ученые мира.
Последние годы Виталий Гинзбург посвятил борьбе с лженаукой, которая стала набирать силу параллельно с падением престижа настоящей науки. Он выступал против клерикализма светской жизни, остро критиковал проникновение богословия в школьный курс. Казалось, эти процессы он воспринимал как личную трагедию и скатывание общества в средневековье. Надо подчеркнуть, что против самой религии и верующих ученый, который подчеркивал свой атеизм, никогда не выступал.
На закате долгой жизни, сохраняя ясный ум и твердую память, ученый не выходил из дому. С тем большим усердием, будто торопясь сказать самое важное слово, он писал публицистические статьи. Незадолго до кончины Виталий Лазаревич, словно вспоминая перечень смертных прегрешений, сказал мне: «Главный грех в старости – лень и безделье. Меня возмущают апатия и равнодушие, которое я замечаю на каждом шагу».
Сергей Лесков, Вечерняя Москва