Николай Макаров хорошо известен научному сообществу как крупный организатор. Он вице-президент РАН, академик-секретарь Отделения историко-филологических наук, директор академического Института археологии. Но прежде всего Николай Андреевич Макаров — выдающийся учёный, исследователь Средневековой Руси, за что и удостоен Демидовской премии. Не случайно коллеги говорят о нем как о человеке, совершившем и совершающем многие открытия в области гуманитарного знания, продолжателе лучших традиций отечественной археологии.
— Николай Андреевич, почти двадцать лет вы посвятили изучению Русского Севера, возглавляли Онежско-Сухонскую экспедицию Института археологии РАН, создали концепцию интеграции северных земель в состав России. В начале двухтысячных ваши научные интересы переместились на северо-восток, в Суздальское Ополье. В чем логика такого перемещения?
— Средневековая Русь — огромное географическое пространство. Чтобы разобраться в ее истории, требуется широкий охват различных областей, сельских территорий и городских центров.
Во второй половине XX века раскопки в Новгороде под руководством академика Янина стали прорывом в изучении Средневековой Руси. Они открыли уникальный археологический памятник с культурным слоем, сохраняющим дерево, остатками городских усадеб, берестяными грамотами, огромной массой средневековых предметов, отражающих самые разнообразные стороны тогдашней жизни.
Но Новгород — только часть Руси. А что представляли собой другие земли, как они были связаны между собой? Наши работы на Севере, в Белозерье, Поонежье и на Кубенском озере дали возможность увидеть древнерусскую периферию, территории со своеобразным укладом хозяйства и столь же своеобразной культурой, представляющей собой сплав древнерусских и финских элементов.
Северные поселения дают яркую картину средневекового пушного промысла. Их культурный слой насыщен костями пушных животных и одновременно разнообразными предметами привозного происхождения, в том числе монетами, поступавшими на Север в обмен на меха.
То есть нам открылось живое промысловое хозяйство, продукты которого поступали в Новгород и города Северо-Восточной Руси, а затем на внешние рынки. Это громадная ресурсная зона, обеспечивавшая приток серебра и разнообразных товаров извне, устойчивость экономики и власти. И если бы мы не начали раскопки на неприметных, ранее неизвестных памятниках на Севере, ограничились бы одними городами, ничего бы этого не узнали.
Суздальское Ополье — ещё одна область, совершенно не похожая на другие, известные нам, по своим историческим ландшафтам, характеру своих археологических древностей и своей роли в общерусской истории. Это историческое ядро Северо-Восточной Руси, место кристаллизации ее властных центров и одновременно особый аграрный ландшафт.
Плодородные земли Ополья в XI–XII веков сделали возможным сплошное возделывание территории, экстраординарно высокую концентрацию сельского населения. С начала 2000-х годов мы выявили здесь больше 400 средневековых поселений, в том числе селища с усадьбами знати, социальной элиты, которая, как оказалось, жила вовсе не в особых укрепленных пунктах, защищенных валами и рвами, как считалось прежде, а в обычных селах рядом с обычными людьми. В Ополье собрана огромная коллекция средневековых украшений, бытовых вещей, вооружения, предметов христианского культа.
Все это позволило по-новому увидеть процесс формирования аграрных ландшафтов, понять, как складывался новый очаг древнерусской государственности и идентичности в Волго-Окском междуречье.
Итоги этой работы обобщены в двухтомной монографии «Археология Суздальской земли», вышедшей в ноябре 2023 года. Общая картина Средневековой Руси создается из отдельных частей, и для того, чтобы она стала достаточно полной, документально достоверной, нужны основательно изученные показательные фрагменты, правильный выбор которых очень важен.
— Третьим таким показательным фрагментом для вас, видимо, стало далекое прошлое Московского Кремля, которое вы как бы заново открываете вот уже почти десятилетие…
— Нельзя сказать, что Московский Кремль — белое пятно на археологической карте, но до последнего времени наши знания о его ранней истории основывались на очень ограниченных и неполных материалах. Все-таки это особая территория, непростое место для организации раскопок.
В советское время единственный раз они проводились там в 1959 году при строительстве Дворца съездов. Дальше последовал длительный период наблюдений, когда археологи присутствовали при перекладке коммуникаций, строительных работах, собирали важный материал, но не более.
И вот в 2007 году был сделан первый шаг, прервавший эту долгую паузу: у нас появилась возможность провести раскопки на Подоле Боровицкого холма, недалеко от Москворецкой (бывшей Беклемишевской) башни. Они открыли на этом участке влажный слой с остатками усадеб с деревянными постройками и частокольными оградами, близкими новгородским. И дали интереснейшие находки, в том числе относящиеся к началу XIV века, удревняющие время первоначального освоения этого участка.
А в 2015-м начались раскопки на месте демонтированного 14-го корпуса, которые позволили в академическом режиме исследовать культурный слой восточной части Кремлевского холма и составить подробную достоверную картину древней Москвы, тогда очень небольшого города. Остатки одной из построек Чудова монастыря теперь экспонируются в музейном окне на Ивановской площади.
— Вы не раз говорили о возрастающем значении работы археологов в планетарном масштабе, об уникальном опыте российских специалистов последних лет. В чем он состоит?
— Повышенное внимание к археологическому наследию как к источнику новых знаний о прошлом и важной составляющей идентичности стран и народов — явление глобальное. Потеря наследия повсеместно в мире воспринимается как болезненная утрата.
В России в последние десятилетия создана эффективная система сохранения археологического наследия с обязательной археологической экспертизой земельных участков, подлежащих хозяйственному освоению, широкими спасательными раскопками, сохранением всей документации о раскопках в одном архиве.
Научная регламентация полевых археологических работ законодательно закреплена за РАН. Собственно, в основе этой системы лежит идеология Императорской археологической комиссии, созданной в Петербурге в 1859 году, которая кроме разрешений на право производства археологических изысканий требовала надлежащего документирования раскопок и составления отчетов.
Сейчас вся эта документация поступает в архив нашего института. Централизованная организация сбора и хранения археологической документации, обеспечивающая систематизацию и доступность этих материалов, сослужила нам хорошую службу.
Такая организация существует далеко не во всех странах. Общаясь с зарубежными коллегами, мы часто слышим, что отчетные материалы разрозненны, их невозможно найти, какие-то раскопки остались недокументированными вовсе. Российская же академическая наука сберегла практически все.
Текст: Андрей и Елена Понизовкины.
Источник: «Поиск».