http://www.ras.ru/digest/showdnews.aspx?id=2ed98da2-b5dc-40a4-ac21-84943f3b5ead&print=1© 2024 Российская академия наук
Современная наука функционирует как бизнес: заключает многомиллионные контракты, продает свои разработки и получает прибыль. Значит ли это, что ученый стал бизнесменом? - Нет. Главной задачей науки по-прежнему остаются фундаментальные исследования, на чем заработать нельзя. Почему ученые не бросают неприбыльные, "неконкурентоспособные" теоретические исследования, не развивают только те направления, которые имеют высокий коммерческий потенциал? О науке как участнике рынка и рынке как инструменте поддержки науки "Эксперту" рассказывает лауреат Государственной премии 2006 года, академик Александр Скринский, возглавляющий Институт ядерной физики им. Г.И. Будкера СО РАН.
"Для того чтобы устоять на ногах, мы начали активно использовать прикладные разработки, которые являются нашим побочным продуктом, своеобразным ответвлением от фундаментальных исследований, - говорит Скринский. - Наше оборудование пошло в промышленность и другие области народного хозяйства, например в медицину. На самом деле начали мы этим заниматься не в 1991 году, а гораздо раньше".
Институту ядерной физики удалось удержаться от всяческих сокращений штатов именно за счет побочных продуктов от фундаментальных исследований. "Базовое бюджетное финансирование, деньги, которые мы получаем от Сибирского отделения РАН, составляют сейчас не более 25 процентов. Остальное зарабатываем сами", - говорит Скринский. Институт зарабатывает на промышленных ускорителях, "продаже" промышленности, медицине, силовым структурам оборудования до 25 процентов своих доходов. Но это, по словам Скринского, "не самые большие по объему заработки". Большую часть доходов института составляет участие в создании и развитии научных центров за рубежом. "И в деле, где необходимо не просто проложить провода и установить оборудование, мы вполне конкурентоспособны, - говорит Скринский. - У нас большой кругозор, большой опыт, большое умение смотреть на науку в целом, на физику прежде всего. Мы не делаем ничего стандартного, наши разработки уникальны. И это позволяет находить то, благодаря чему выигрываем тендеры".
Один из таких проектов - строительство большого сверхпроводящего ускорителя в Европейском центре ядерных исследований (CERN). По словам Скринского, институт "произвел оборудование для CERN примерно на 100 миллионов долларов, получив две трети цены - от самого центра и от нашего государства. Другие институты поставили оборудование на 70–80 миллионов долларов".
За счет зарубежного партнерства институт получает 70 процентов доходов - около 20 миллионов долларов в год.
А вот как директор ИЯФ отвечает на вопрос: "Сколько средств возвращается в науку, вкладывается в новые научные разработки?" – "Собственно на работу - создание новых установок, проведение экспериментов, обеспечение функционирования уже имеющихся экспериментальных комплексов - идет около 60 процентов дохода. Мы ни разу не вышли за эту цифру, потому что 40 процентов твердо идет на зарплату. Это чрезвычайно важно. После повышения зарплаты, которое произошло в Академии наук, в других институтах на оплату труда идет до 80 процентов средств и, естественно, денег на разработки не остается". По словам Скринского, при распределении заработанных денег внутри института не происходит разделения лабораторий на " коммерческие и исследовательские": "Не бывает денег, заработанных одним человеком или одной лабораторией. Допустим, лаборатория продала разработку за рубеж. Но это деньги не только одной лаборатории, это результат деятельности всего коллектива. Достижение одной лаборатории невозможно без той базы, которую институт нарабатывал в течение почти пятидесяти лет. И работа, оцененная, например, в 100 тысяч долларов, фактически стоит в 30–40 раз дороже. Не важно, приносит лаборатория деньги или нет. Есть такие, которые по историческим, личностным и прочим причинам не могут зарабатывать, ну не получается у них. Но они хорошие, полезные, они делают вклад в развитие науки и института, и они нужны нам. У сотрудников этих лабораторий зарплаты такие же, как и у тех, кто приносит большие доходы. И это справедливо. Мы не разделяем лаборатории на коммерческие и исследовательские, но дифференцируем людей на хорошо работающих и работающих плохо".
Директор ИЯФ категорически не согласен со взглядом на науку как на бизнес, а на институт как на некое коммерческое предприятие: "Цель института - не прибыль. Целью промышленности является прибыль. А наша задача - фундаментальная наука. Все остальное - прикладные исследования, продажа оборудования и технологий - существует только для того, чтобы наука развивалась. Со временем все стали сознавать, что друг от друга зависимы. Одна лаборатория заключает выгодный контракт, получает деньги, живет хорошо, а другая - контрактов не имеет, занимается как будто непонятно чем: какие-то встречные пучки, расщепление фотона, электрон-позитронная аннигиляция и так далее. Но если первый, который зарабатывает, не даст второму, если он будет против того, чтобы деньги шли на фундаментальные исследования, то в первую очередь пострадает сам. Вымрут все направления науки и разработок! Причем очень быстро, буквально за год-два. За последнее десятилетие все лаборатории прошли через фазы, когда есть контракты и когда их нет".
А вот как оценивает Скринский включенность российского правительства в эту "цепочку взаимоподдержки": "Провозглашено со всех трибун, что фундаментальная наука - важнейший приоритет российского государства. Но эти заявления денег не дают. Правительством определены так называемые ориентиры, например нанотехнологии. Теперь все придумывают, как бы к ним присоседиться и получить свой кусок пирога".