Версия для печати
Вернуться к списку

РЯДОМ С ВУЛКАНОМ

Отыскивая в Петропавловске-Камчатском институты ДВО РАН, я все время слышала: "Это на Пийпа". И никак не увязывала название, казавшееся мне географическим, с именем человека, родившегося в противоположном конце когда-то огромной державы, но посвятившего себя Камчатке, основавшего здесь первый в стране Институт вулканологии. В нынешнем году РАН отметила 100 лет со дня его рождения, а Ученый совет Института вулканологии и сейсмологии (нынешнее название) рекомендовал к изданию полевые дневники Бориса Пийпа.

Профессия - естествоиспытатель

Их опубликовали впервые, взяв период с тридцатых по пятидесятые годы XX века. Больше не уместилось под одной обложкой. Составители-вулканологи, в том числе и внук Бориса Ивановича, отобрали лишь то, что им показалось наиболее значимым. На тех, кто хоть чуть не равнодушен к Дальнему Востоку, она произведет впечатление. Чем? Честным профессионализмом исследователя-интеллигента. В предисловии к книге так о Пийпе написал Юрий Дубик, знавший ученого лично: "Мне кажется, что в нашей вулканологии он был последним Естествоиспытателем: я пишу это слово с большой буквы, потому что оно характеризует особый подход к науке и огромное уважение ученого к объекту своих исследований. ...Все мы, а это уже несколько генераций вулканологов, вышли из его института."

Вот и сегодня собирающимся "идти" в геологи, стоит порекомендовать прежде прочитать "Дневники вулканолога Бориса Пийпа". Пусть в них говорится о делах минимум полувековой давности, когда в обиходе не было мобильной связи, компьютеров, e-mail и прочей техники, облегчающей нашу жизнь, но ведь и в наши дни они доступны в основном горожанам. А работающий в горах, тайге, на вулканах (не в кино) человек и сейчас не редко остается один на один с природой. Даже без товарищей. Такова работа. Турист, ясным теплым днем любующийся экзотикой со специально оборудованной площадки для обзора гор, расщелин, вулканов и гейзеров, не в счет. Исследователи смотрят на эту красоту большей частью при дрянной погоде и с других точек, до которых еще добраться надо на своих двоих, а не на джипе или вертолете. Да с грузом на спине. Так Пийп и исследовал Камчатку долгие годы.

Дневники вел долго, в разные периоды своей жизни, но в них нет ничего напоказ. Ни назиданий потомкам, ни размышлений о великом смысле жизни... Просто много-много труда и мало праздников. Как обычно у любых профессионалов. Труда, если не каторжного (сам ведь определил себе занятие, а не принудили), но тяжкого. Большей частью под дождем да снегом, с долгими ежедневными переходами, порой под вулканическими бомбами... И праздников - в виде солнца, брызнувшего сквозь облака, вулканов, высвободившихся из пелены тумана, вовремя ушедшего в рейс судна или самолета, взявшего на борт экспедицию, долгожданной бани после многих недель поля...

Хотя ведь были в его жизни и защита диссертаций, и награды, и избрание в Академию наук... Но об этом в книжке коротко, на страничках автобиографии: "Мой отец - Иохан Кай Пийп - происходил из эстонских крестьян, моя мать -Анна Мюрк - умерла, когда мне было 2 года". В детстве не знал ни слова по-русски, но отец перебрался в Петербург, где до революции работал столяром-краснодеревщиком на фортепьянной фабрике, а потом слесарем на разных заводах. В этом городе Борис вырос, получил образование - окончил в 1931 году Ленинградский горный институт. И с дипломом инженера-петрографа был оставлен на кафедре в аспирантуре, где спустя три года успешно защитился. Но в том же 1931 году он участвует в Камчатской экспедиции академика А.Заварицкого, под руководством которого знакомится с методикой изучения действующих вулканов. И судьба делает резкий поворот: из-за полевых работ, требующих длительных отлучек, Б.Пийп оставляет педагогическую деятельность. Все его силы и время начинает занимать Камчатка.

Восхитительно до безумия

Добирались тогда на полуостров сначала курьерским до Владивостока, а затем пароходом. Но ждать его приходилось долго. "Город не особенно красив, - пишет Пийп 1 июня, - но восхитительна местность, на которой расположен". Его поражает чистота Амурского залива, с набережной сквозь аквамариново-зеленую толщу воды видны водоросли... "В один из первых дней нашего пребывания здесь были на китайском базаре. Торговцы все китайцы. Самое интересное - это китайская снедь: каракатицы, какие-то черви, раковины моллюсков. Были в китайском театре... Пароход, на котором едем, - китайский, команда - тоже, капитан - француз. Ехать мне придется в трюме. Это будет ужасно..." 5 июня: "Тут творится безобразие с пароходами. Ни одно должностное лицо не знает, когда будет отплывать пароход". 8 июня: "Собственно посадки не было, сели кто хотел. Трюм заполнен дощатыми громадными нарами вдоль и поперек. Очень демократическое население, масса мешков, ребят всех возрастов. Что будет во время шторма - трудно представить. Мы заняли верхние нары с той мыслью, что если будут блевать, то не они на нас, а мы на них.

До 12 ночи будут грузить уголь. Палубу кормового трюма загрузили коровами - 40 штук". 10 и 11 июня: "Пароход отплыл в 8 утра, я еще спал. ...Сейчас идем в тумане, поэтому через ровные промежутки времени гудит сирена.

Варили примитивный обед из консервов и клецок, ели из кружек. Думали, что на пароходе будут кормить, но ГПУ запретило продавать обеды по спекулятивным ценам. Хотя, если бы они и были, мы не смогли бы их покупать, так как пансион стоил бы 20 руб. Слишком дорого". 14 июня: "Проснулся в 4 утра. Винт не работал. Выскочил на палубу: стоим в сплошном ледяном поле". 15 июня: "Ночью долго не мог заснуть. Предположения мои о поездке в трюме оправдались. Я завшивел. На обратном пути ни за что не поеду в трюме". 16 июня: "Вечером входим в Авачинскую бухту. На фоне синих моря и неба выступают черные силуэты гор, увенчанных снегом. Громады Коряки и Авачи потрясающе величественны".

Разбили лагерь на склоне Никольской сопки, облазили ближайшие окрестности, и вот уже у Пийпа возникает мысль - остаться на Камчатке. "Здесь восхитительно до безумия, - пишет он в своем дневнике и признается: - Несмотря на некоторый флегматизм, я парень экзальтированный от природы. Поработаю на вулканах, надеюсь многому научиться у Александра Николаевича. При благоприятных условиях можно любительски заняться наукой (ее здесь не любят), а за основную работу взять какую-нибудь практическую область".

Однако камчатские начальники впечатляют не менее сильно: "Замечательное представление о вулканах у местных работников. Некуда было свозить мусор из города. Кто-то из работников предложил в будущем устроить подвесную дорогу к Аваче и выгружать в кратер весь хлам и мусор, а кто-то из присутствующих на этом заседании возразил: "Выгрузить-то выгрузите, но будет извержение, и все полетит обратно". С трудом находят проводника, потому что лето - период сенокоса, заготовки рыбы для себя и собак. Столько живой рыбы, сколько привозят рыбаки здесь, Пийп отродясь не видел: "Говорят, что кунгасы иногда перевертываются от трепета пойманной рыбы". Но вот 26 июня: "Утром выехали на Авачу, вернее вышли, так как верхом ехал только Александр Николаевич... Вечером поставили лагерь на Халактырской сухой реке. Авача и Коряка при свете луны - это феерическое зрелище".

Адский холод и усталость

Но здесь кончается мало-мальски приличная дорога для лесозаготовителей, и дальше путь торить самим. Туман все время догоняет их, и потому неожиданно появившийся кратер совершенно изумляет: "Крутой склон вдруг превращается в обрыв, у которого нет дна.

Вверх поднимаются пары. Мы поднимались сюда из лагеря 8 часов, а спустились всего за 3 часа", - пишет Борис 11 июля. Ему всего 25 лет. Радуется, что попал на такое благодатное для петрографа место

- работает по указаниям академика А.3аварицкого, но порой тяготится обилием "разжеванной мелочи". Опытный же наставник уже после первой экспедиции пророчит Пийпу блестящее будущее.

Первое поле молодой инженер-петрограф более всего занимается Авачей. Этот вулкан бесконечно интересен для исследователя. Однако отчаянно мешает погода: лето, а на Камчатке его будто и нет - то дождь, то туман, то стылый ветер. И совершенно негде обсушиться на этой высоте. Жарко только идти вниз с рюкзаком, полным образцов. И тяжело. Впрочем, тяжело всем и каждый день. 26 августа пошли с Платуновым на север посмотреть геологию: "По веревке карабкался вниз и вверх вдоль андезитовой стенки, брал образцы, делал зарисовки. Устал смертельно. Обратно возвращались уже при луне".

А через три дня начали свирепствовать бураны. "К утру веревки от палаток заледенели и превратились в толстые и мохнатые палки. Стенки палаток покрылись корками льда. Дует адский холод... Я разводил горизонтали и занимался химией... Вчерашний минерал оказался борнокислой солью. Это уже вторая сенсация после находки мной медного купороса. Думаю о тех часах работы, которые мне придется провести в Ленинграде над обработкой материалов".

Но до возвращения к кабинетной работе еще два месяца поля, а умение жить и работать на кручах приходит не сразу. "В один из дней нужно было пересечь крутой снежник... Наст был твердый, я поскользнулся, сел на зад и быстро понесся вниз. Хотел задержаться, но это мне не удалось... После нескольких "сальто-мортале" перед большим камнем я сумел задержаться и остановиться. Отделался небольшим испугом и царапинами".

И самое важное - институт

Год за годом он приезжает на Камчатку. То предмет исследования кальдера Узон, то термальные источники - Малкинские, Начикинские, Банные, Паратунские, то бассейн реки Авачи... Изучает последствия извержений, летом 1946 года участвует в академической первой аэровизуальной экспедиции с академиками С.Смирновым и А.3аварицким. По просьбе обкома партии оценивает последствия катастрофического цунами в 1952 году. Последствие землетрясения - гигантская волна смыла тогда Северо-Курильск и множество прибрежных поселков Камчатки и Курильских островов. Бросились в глаза строки дневника: "Перед наступлением первой волны море отступило от берегов метров на 500... Она пришла минут через 30 после землетрясения". И мне вспомнились рассказы о недавней чудовищной волне-убийце в Юго-Восточной Азии. Ей тоже предшествовал сильнейший откат моря, и люди пошли собирать оставшиеся на песке раковины... Может, опубликовали бы тогда материалы о трагедии, кто-то запомнил бы, что таких явлений надо страшиться... Но у нас тогда об этой природной катастрофе не напечатали в прессе ни строчки, хотя погибло более 5 тысяч советских людей. Сколько подобных ситуаций должны были изучить Б.Пийп, его коллеги и другие ученые, чтобы суметь добиться создания на Камчатке Института вулканологии АН СССР. В 1962 году институт был создан. А через четыре года Борис Иванович умер прямо на трибуне, за которой на научной сессии Института вулканологии делал доклад о своей последней командировке.

Ученые говорят, что это счастливая смерть, что так Бог дает умереть святому человеку. Видно, они правы: таких смертей мало, тем более когда и после смерти, не взирая на всякие превратности политики, остаются ученики и продолжатели. Жаль только, что Камчатка давно не в фокусе внимания политиков, и вряд ли сегодня кому-нибудь удастся сделать для ее развития столько, сколько успел сделать Борис Пийп.