Версия для печати
Вернуться к списку

Бунт физиков

Намеченное на 21 марта 1949 года Всесоюзное совещание заведующих кафедрами физики университетов и вузов, на котором планировалось покончить с преподаванием советским студентам квантовой физики и теории относительности Эйнштейна и отрывом физики от диалектического материализма и гениального произведения Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», так и не состоялось. Вместо него в августе 1949 года на семипалатинском полигоне прошло успешное испытание первой советской атомной бомбы.

Так появилось знаменитая притча, что «физики отбились от своей лысенковщины атомной бомбой». Только на самом деле не все было просто. Прессинг воинствующих «патриотов-материалистов» на физику, как и на генетику, продолжался без малого 30 лет, но в отличие от генетики он, к счастью, развивался в полном соответствии с третьим законом Ньютона (действие всегда равно противодействию) и сломить упорного сопротивления физиков воинствующему невежеству не смог, закончился, как говорят в народе, пшиком. Интересно, что помимо ученых физиков в героической обороне своей науки поучаствовали студенты-физики МГУ, причем несвойственным молодости довольно изощренным партийно-аппаратным методом, против которого оказался бессилен даже университетский партком (имевший ранг райкома партии Москвы).

Эпопея сопротивления физиков воинственной «диалектико-материалистической» интерпретации их науки описана много раз. Желающие могут ознакомиться со всеми ее подробностями, например, в монографии профессора Анатолия Степановича Сонина «Физический идеализм. История одной идеологической кампании» или в статье доктора физико-математических наук Владимира Павловича Визгина «Ядерный щит в “тридцатилетней войне” физиков с невежественной критикой современных физических теорий». Они доступны в интернете, и последняя, пожалуй, оптимальна с точки зрения соотношения ее размера и содержательности. А если еще короче, то дело было так.

От нейтрона до безродного космополитизма

Переломный момент в ядерной физике начинается с открытия Джеймсом Чедвиком нейтрона в 1932 году, затем события в ней вплоть до создания атомной бомбы и ядерных реакторов идут ускоренными темпами. Но с самого начала в основе этой науки лежат квантовая механика, квантовая теория поля и теория относительности. И именно они в 1930-е годы попали в Советском Союзе в разряд «физического идеализма», ибо, во-первых, были малопонятны (или, что более вероятно, вообще непонятны) теоретикам новой партийной «физики», а во-вторых, от них за версту веяло «буржуазностью».

Впрочем, хотя «от теории Эйнштейна до диалектического материализма — дистанция огромного размера» (как выразился один физик-марксист), поначалу не все было так плохо. С 1933 до 1940 года в нашей стране проводились всесоюзные конференции по ядерной физике. На двух первых конференциях в Ленинградском физтехе в 1933 году и в Москве в 1937 году присутствовали ведущие западные ученые в этой области. В Ленинграде с докладом «Теория позитрона» выступил один из создателей квантовой теории Поль Дирак, который в том же году получил Нобелевскую премию по физике (разделив ее с Эрвином Шредингером). Дирак, кстати, несколько раз приезжал в СССР, а в 1932 году опубликовал статью в соавторстве с нашим квантовым физиком Владимиром Фоком. На второй Всесоюзной конференции в сентябре 1937 года присутствовал гуру квантовой теории поля Вольфганг Паули (лауреат Нобелевской премии 1945 года).

После начала Второй мировой войны контакты советских физиков-ядерщиков с их западными коллегами по понятным причинам прервались, а после войны у воинственных невежд от физики помимо обвинений физиков-ядерщиков в «физическом идеализме» появилась более увесистая дубина борьбы с «безродным космополитизмом». В науке апофеозом борьбы с космополитизмом стала сессия ВАСХНИЛ в августе 1948 года, где «новая, своя, мичуринская, советская, биологическая наука» в пух и прах разгромила «космополитов от науки» с их «реакционным вейсманизмом» и прочей «буржуазной формальной генетикой».

Дурной пример заразителен

Победа над идеализмом и космополитизмом в биологии оказалась настолько образцово показательной и столь благосклонно была воспринята партийной властью, что если у кого-то из противников квантово-релятивистской физики еще оставались сомнения, точнее опасения, связываться с физиками, работавшими над главным научным проектом страны — атомным, то они исчезли. Хотя возможно и более прозаическое объяснение: высшее партийное руководство и идеологи кампании против физиков-космополитов просто не связывали «физический идеализм» с атомной бомбой в силу уровня своего миропонимания. А те, кто все понимал, чисто по-человечески боялись идти против идеологического мейнстрима, понимая, чем это может закончиться не только для них, но и для их родных и близких.

Но, как бы там ни было, 3 декабря 1948 года президент АН СССР С. И. Вавилов и министр высшего образования С. В. Кафтанов посылают письмо в ЦК ВКП(б) с просьбой разрешить созвать Всесоюзное совещание заведующих кафедрами физики университетов и вузов с участием физико-математического отделения Академии наук: «Министерство высшего образования СССР и Академия наук СССР считают, что в преподавании физики в высших учебных заведениях, а также в области научно-исследовательских работ имеются серьезные недостатки. Курс физики преподается во многих высших учебных заведениях в полном отрыве от диалектического материализма. Гениальное произведение Ленина “Материализм и эмпириокритицизм” еще далеко не полно используется преподавателями физики при изложении ими курса... Особенно серьезную опасность для студенчества представляют идеалистические философские выводы из современной теоретической физики (квантовая механика и теория относительности)… Вместо решительного разоблачения враждебных марксизму-ленинизму течений, проникающих в высшие учебные заведения, некоторые наши ученые зачастую сами становятся на позиции этих идеалистических течений… Назрела необходимость организовать широкое общественное обсуждение основных методологических вопросов в области физики, а также вопросов преподавания физики в высшей школе и подготовки кадров физиков».

Всем было предельно ясно, что произойдет на этом обсуждении и чем оно закончится. Прошло всего три месяца с того момента, когда по итогам сессии ВАСХНИЛ министр Кафтанов издал приказ №1208 «О состоянии преподавания биологических дисциплин в университетах и о мерах по укреплению биологических факультетов квалифицированными кадрами биологов-мичуринцев». В вузах создавались комиссии, которые должны были пересмотреть учебные программы по всем учебным дисциплинам, изменить тематику кандидатских работ аспирантов и т. д. По этому же приказу министра из библиотек изымался ряд учебников и учебных пособий по генетике и селекции, ученые-генетики изгонялись из вузов и НИИ, а сама наука генетика фактически была запрещена почти на 20 лет — в стране воцарилась мичуринская биология.

На войне как на войне

С точки зрения здравого смысла, что в биологии, что в физике дело яйца выеденного не стоило. Как писал Игорь Тамм в 1962 году, «недоразумения возникли только из-за непонимания некоторыми философами содержания физической теории и соответствующей физической терминологии... В физической литературе у нас и за рубежом действительно можно встретить утверждения о “превращении” массы в энергию. Однако эти утверждения отнюдь не ошибочны по существу, а лишь (ради краткости) недостаточно четко сформулированы: подразумеваются процессы, при которых уменьшается масса покоя реагирующих тел, но зато увеличивается их кинетическая энергия, связанная со скоростью их движения. Однако полная масса, так же как и полная энергия? всегда и во всех процессах остается постоянной. Все это совершенно очевидно всякому грамотному физику».

Но он это писал в 1962 году, когда физика в нашей стране переживала свои лучшие времена, а сам Игорь Евгеньевич Тамм был уже нобелевским лауреатом, Героем Социалистического Труда, академиком. А в 1948 году он только-только был привлечен к атомному проекту, и перед его группой (в нее входили Сахаров и Гинзбург) стояла цель создания водородной бомбы. Объяснять что-либо на пальцах борцам с квантовой механикой и теорией относительности как «идеалистическими порождениями гниющего мира капитала» у него просто не было времени. Да и бесполезность этого на судилище с заранее известным результатом понимал любой грамотный физик.

Всего несколько месяцев назад на сессии ВАСХНИЛ это с трибуны попытался сделать Иосиф Рапопорт, объясняя оппонентам научные принципы теории наследственности, но добился лишь того, что его выгнали с работы и исключили из партии, в которую он вступил на фронте. Физики даже не пытались это сделать, на шантаж со стороны власти они ответили тем же оружием — шантажом власти.

В отличие от биологов, которые на тот момент могли противопоставить лысенковщине только лабораторные опыты на микроорганизмах и мухах-дрозофилах, физики уже имели практические результаты, да еще какие! Параллельно раскручиванию маховика борьбы с космополитизмом в послевоенные годы работы по реализации советской ядерной программы выходят на промышленный уровень. В декабре 1946 года в Лаборатории №2 под руководством Курчатова запущен первый в Европе физический реактор Ф-1. В июне 1948-го выходит на проектную мощность промышленный реактор для наработки плутония-239. В течение 1948 года проходят испытания и приемку газодиффузионные каскады машин для основного завода (Д-1) по разделению изотопов урана. В Арзамасе-16 завершаются необходимые для создания атомной бомбы конструкторские разработки.

Все это делается под руководством И. В. Курчатова, H. H. Семенова, И. К. Кикоина, Л. А. Арцимовича, Г. Н. Флерова, А. И. Алиханова, Ю. Б. Харитона, Я. Б. Зельдовича, Д. А. Франк-Каменецкого, А. П. Александрова, Л. Д. Ландау, И. Я. Померанчука, И. М. Франка, И. И. Гуревича, А. И. Лейпунского, И. Е. Тамма, H. H. Боголюбова, В. Л. Гинзбурга, А. Д. Сахарова, М. А. Леонтовича и других. И практически все они, за исключением разве что Курчатова, еще с довоенных времен упоминались в философско-физических дискуссиях в журналах «Большевик», «Под знаменем марксизма», а после войны — в «Вопросах философии» как наиболее последовательные сторонники «идеалистического» направления в физике.

Так, в конце 1948 года пересеклись две линии в истории отечественной физики — подготовки расправы над квантово-релятивистской физикой, благословленной с самого верха, и грандиозных успехов физической науки, нарастающих по экспоненте. Дальнейшие события развивались в полном соответствии с третьим законом Ньютона, гласящем, что любое действие вызывает равное по силе и противоположно направленное противодействие, или, как говорят в народе, коса нашла на камень.

Невидимая сила

20 декабря 1948 года состоялось первое заседание оргкомитета предстоящего совещания, всего же таких многочасовых совещаний с декабря 1948-го по март 1949 года состоялось более 40. На них формулировались и уточнялись положения проекта постановления Всесоюзного совещания физиков, в котором, судя по стенограммам заседаний оргкомитета, главной задачей было «полное выкорчевывание космополитизма, являющегося теоретической основой всех “идеологических извращений в отечественной физике”, развенчание новейших теорий физики с позиций диалектического материализма и гениальной ленинской работы “Материализм и эмпириокритицизм”».

После «развенчания» «физиков-идеалистов-космополитов» предполагалось радикальным образом перестроить преподавание и подготовку научных кадров, то есть «физики-патриоты-материалисты» должны были занять руководящие позиции в вузах, издательствах, журналах, ученых советах и т. п. Последнее совещание оргкомитета состоялось 16 марта (само совещание было назначено на 21 марта) — и словно по мановению волшебной палочки наступила тишина. Больше вопрос о совещании никем и никогда не поднимался.

Как рассказывал много лет спустя академик Александров, еще в 1946 году его вызывали в ЦК партии, где в присутствии «не очень понятной компании, в которой особенно старались два деятеля из МГУ», попытались объяснять ему, одному из лидеров атомного проекта, что «квантовая теория, теория относительности — все это ерунда». Александров ответил им коротко: «Пожалуйста, отказывайтесь от квантовой механики — и делайте бомбу сами, как хотите». Когда он рассказал об этом руководителю атомного проекта Курчатову, тот рассмеялся и сказал: «Не беспокойтесь».

Самому Курчатову, единственному из физиков, имевшему прямой доступ к Сталину и куратору атомного проекта Берии, приходилось приводить им тот же аргумент. По воспоминаниям одного из заместителей Курчатова профессора Головина, который, в свою очередь, передает это как рассказ референта Берии генерала инженерно-технической службы Махнева, «Берия в начале 1949 года спросил у Курчатова: правда ли, что теория относительности и квантовая механика — это идеализм и от них надо отказаться? Курчатов ответил: “Мы делаем атомную бомбу, действие которой основано на теории относительности и квантовой механике. Если от них отказаться, придется отказаться и от бомбы”. Берия был явно встревожен и сказал, что самое главное — это бомба, а все остальное — ерунда. По-видимому, он тут же доложил Сталину, и тот дал команду не проводить совещание».

По другой версии, Сталин во время одной из встреч с Курчатовым в конце 1948-го или в начале 1949 года якобы сказал ему: «Товарищ Курчатов, Академия наук готовит совещание по разгрому идеализма в физике. Возглавить это дело и произнести основной доклад надо будет Вам. Это очень важно… Идеализм в физике — вредная вещь. Сделайте, пожалуйста, так, как это сделал товарищ Лысенко. Он разгромил морганистов-вейсманистов. Так же точно нужно сделать в физике». Если опустить ее детали, то эта встреча со Сталиным закончилась по сути так же, как разговор Александрова с физиками из МГУ в ЦК партии: «Иосиф Виссарионович, это помешает нам обеспечить выполнение Вашего задания в срок».— «Не волнуйтесь, товарищ Курчатов, не волнуйтесь. Это (то есть разгром идеализма.— Прим. ред.) сделаем потом. Вы лучше скажите мне, можно ли сделать атомное тактическое оружие?»

Такой разговор Курчатова со Сталиным похож на один из многих апокрифов советской атомной саги, равно как и чересчур смелые демагогические выпады физиков-патриотов типа такого: «Современная обстановка требует от нашей партии не уступок некоторым ученым в надежде, что они создадут атомную бомбу, а непримиримости ко всяким отступлениям от марксизма-ленинизма, ибо это оружие сильнее любой бомбы». Но одно предельно ясно: физики недвусмысленно озвучили свою цену за то, чтобы их оставили в покое, и власть с этой ценой согласилась.

Нападки на физиков со стороны «диалектических материалистов» не прекратились и продолжались почти до конца 1950-х годов, но с каждым разом они были слабее и слабее, а неразумно сжатая ими пружина противодействия физиков распрямлялась все сильнее и сильнее, выталкивая «патриотов-материалистов» из науки. Одним из ярких эпизодов этого периода был «бунт» студентов физфака МГУ в октябре 1953 года.

Корчевание пней идеализма

В 1950 году среди студентов физфака МГУ в машинописных копиях начала хождение поэма «Евгений Стромынкин» — шуточное подражание пушкинскому «Евгению Онегину» студента физфака в 1944–1949 годах Герцена Копылова, в будущем одного из крупнейших специалистов в области прикладной релятивистской кинематики. В ней с мягким юмором описывался послевоенный студенческий быт, но, когда дело касалось того, чему учили студентов на физфаке того времени, тон автора менялся:

«А в это время семинар

Не клал на свой язык охулки,

Грозя махизма семенам,

Идеализма пни корчуя...

А впрочем, хватит! Не хочу я

Касаться этих скользких тем...

Скажу лишь вот что: тьму проблем

Гоняли в жарких словопреньях:

Что глуп Эйнштейн, что сволочь Бор,

Что физик — не макроприбор,

А социальное явленье;

И, осветив, пошли домой.

А тьма так и осталась тьмой!»

С точки зрения парткома факультета поэма, точнее первые три ее главы, написанные к тому времени, была антипатриотической, но призвать автора к ответу не могли. Поэма была анонимной, а надпись на титульном листе машинописного варианта гласила: «Автора даже партбюро не нашло». Забегая вперед, надо сказать, что эта поэма, дописанная до конца в 1955 году автором, который к тому времени работал в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне, и следующая его «Четырехмерная поэма» (уже на дубнинском материале) попали в разряд антисоветского «самиздата» и были опубликованы только в 1990 году, да и то в Мюнхене.

Студенты, естественно, если и были в курсе грядущих гонений на физику, то в самых общих чертах. Как писал много лет спустя студент физфака в 1949–1954 годах профессор Александр Кессених:

«Не держите на учете,

Что тогда из всех наук

Были физики в почете

Из-за очень важных штук.

Вслух тогда и не звучало,

Разве только тет-а-тет,

Бомбы атомной начало

Вместе с замыслом ракет.

Потому, как исключенье,

Был для физиков резон

Не попасть как лжеученье

Под критический разгон».

Студентов, среди которых было достаточно много фронтовиков (в 1950–1952 годах была проведена массовая демобилизация участников войны 1924 и 1925 годов рождения, в первую очередь с отличием окончивших среднюю школу), прежде всего волновала самая близкая к ним проблема: кто их учит не пни идеализма корчевать, а их основной специальности. С факультета были устранены ведущие ученые из АН СССР Леонтович, Тамм, Фок, Ландсберг, Хайкин и другие, читавшие здесь свои курсы лекций. А когда в 1951 году в связи с ликвидацией физико-технического факультета МГУ на физфак перевели его студентов, которые учились у Петра Капицы и Льва Ландау, они были неподдельно удивлены низким уровнем преподавателей физфака.

Словом, копилась критическая масса недовольства студентов, которая выплеснулась на очередном отчетно-перевыборном комсомольском собрании в октябре 1953 года. Об этом собрании, получившем в истории физфака МГУ название «бунт физиков», можно почитать в работах профессора Кессениха и ведущего научного сотрудника Курчатовского института Светланы Ковалевой, там подробно рассмотрены его предыстория и хронология, а если вкратце, то «бунт» — слишком образное слово для того, что произошло на физфаке.

Как аукнется, так и откликнется

На отчетно-перевыборной конференции присутствовало 400 делегатов от 2,5 тыс. студентов физфака. Уже первые выступающие внесли предложение написать письмо в ЦК партии о резком отставании уровня преподавания физики, особенно теоретической, от современного. Проект решения конференция гласил: «...признать работу бюро ВЛКСМ неудовлетворительной и создать комиссию по подготовке письма в ЦК партии». Студенты действовали строго в рамках Устава ВЛКСМ, подкопаться к ним с формальных позиций было невозможно.

Проблематично, да и, наверное, боязно было их образумить путем прямого нажима и запугивания. На дворе стоял октябрь 1953 года, Сталин умер, Берия был арестован как враг народа и английский шпион, к власти пришли другие люди, кураторам МГУ на Старой площади было не до комсомольских собраний на физфаке. Ректорат и деканат попытались сгладить ситуацию полюбовно. Проректор Вовченко, чьим приказом от 4 сентября 1950 года от преподавания в МГУ были отстранены Л. Д. Ландау и Е. М. Лифшиц, уговаривал студентов: «Плохой декан — снимем декана; плохой проректор — снимем проректора, но зачем же в ЦК писать?!». Но письмо с решением конференции ушло в ЦК — и наступила тишина, которая длилась до августа следующего, 1954 года.

Паузой воспользовался партком МГУ, который в ноябре обсудил состояние идейно-воспитательной работы на физфаке, кто-то из студентов не был принят в аспирантуру, кому-то влепили выговор по партийной линии, но никого не исключили из университета, вероятно, ожидая реакции ЦК на письма, которые туда, в свою очередь, писали представители «университетской науки» во главе с деканом физфака Соколовым, жалуясь, что их ущемляют. Лучше бы они этого не делали.

Их письма легли на столы Маленкова и Хрущева одновременно с письмом, подписанным министром культуры СССР П. К. Пономаренко, министром среднего машиностроения В. А. Малышевым, президентом АН СССР А. Н. Несмеяновым и академиком-секретарем физико-математического отделения АН СССР М. В. Келдышем, где среди прочего было сказано: «Группа ученых: академики Курчатов И. В., Леонтович М. А., Соболев С. Л., Лаврентьев М. А., Фок М. А., Тамм И. Е., Арцимович Л. А., Летровский И. Г., член-корреспондент Мещеряков М. Г. и профессор Блохинцев Д. И. — в беседах с нами сообщили о неблагополучном, по их мнению, положении дел на физическом факультете Московского государственного университета».

В итоге новой власти тоже пришлось выбирать между физикой и диалектическим материализмом, и они тоже выбрали физику, не диаматом же американцев пугать. Созданная по поручению Президиума ЦК КПСС комиссия во главе с первым «атомным» министром Малышевым занялась проверкой состояния дел с подготовкой кадров на физфаке МГУ. В августе 1954 года по итогам работы комиссии было принято постановление ЦК КПСС «О мерах по улучшению подготовки кадров физиков в Московском государственном университете». Был освобожден от должности декан А. А. Соколов, на его место назначен В. С. Фурсов из команды Курчатова, а с осени 1954 года для всех отделений начинают читать курсы Арцимович, Леонтович, Кикоин, Ландау, Лукьянов, Шальников и многие другие ученые, работающие в атомном и ракетном проектах.

Нравы в администрировании наукой с тех жестоких времен заметно смягчились, да и нет смысла сейчас давить на ученых со всей дури — достаточно легонько прижать их с финансированием. Вот только те, кто так думает, плохо учились физике в школе и не поняли сути другого закона Ньютона — второго. У второго закона Ньютона много формулировок, но применительно к этому случаю он гласит: «Движение ученого в науке прямо пропорционально условиям его работы и обратно пропорционально его таланту». Или, проще говоря, если ученый видит, что в другом месте у него будет возможность работать в свое удовольствие, он движется в этом направлении с ускорением, прямо пропорциональным качеству этих условий и обратно пропорциональным его таланту, бездарей нигде не ждут.