У РОССИЙСКОЙ НАУКИ ЕСТЬ ТЕПЕРЬ ДЕЛА И ПОВАЖНЕЕ

13.08.2018

Источник: Babr24, 13.08.18 Дмитрий Верхотуров



В статье "Нефть судьбоносная" высказано было мнение, что российская наука, несмотря на десятки тысяч исследователей, сотни академиков и сотни миллиардов рублей затрат, решить проблему извлечения трудноизвлекаемой нефти из баженовской свиты скорее всего не сможет.

Причина этого очень проста и заключается всего в двух моментах. Во-первых, у российской науки есть дела и поважнее, чем думать о трудноизвлекаемой нефти. На кону большой куш - нацпроект "Наука", с затратами в 1,4 трлн. рублей на период с 2019 по 2024 годы.

Причем почти триллион рублей (955,1 млрд. рублей, если быть точным) в рамках этого нацпроекта собираются потратить на исследования. Достаточно очевидно, что лучше протолкнуть какое-нибудь свое исследование или тему в список проектов научного нацпроекта, и потом пятилетку быть обеспеченным человеком, чем браться за довольно сложную техническую задачу.

К тому же, в рамках реализации нацпроекта предполагается реорганизация научных учреждений, с полагающимися в таких случаях "слияниями и поглощениями", в данном случае с концентрацией научных центров на базе сильнейших учреждений. То есть, будет еще упорная борьба вокруг существования, закрытия или слияния разного рода исследовательских институтов, которая, понятно, будет поглощать львиную долю внимания академического сообщества.

То есть, ближайшую пятилетку российское научное сообщество будет в основном занято освоением и перевариванием средств нацпроекта "Наука". Баженовская нефть подождет.

Во-вторых, по поводу российской науки и ее состояния написано и сказано немало, но стоит добавить еще один момент. Он весьма редко упоминается, но при этом является самым важным. В российской науке давно уже не осталось места собственно для ученого, для личности, для выдающегося ума.

Тот же самый нацпроект "Наука" это показывает самым наглядным образом. Поставлена задача - "генерация фундаментальных научных знаний".

Предложенное решение состоит в том, чтобы увеличить число исследователей с 51 до 79 исследователя на 10 тысяч работников и обеспечить новые рабочие места за счет федерального бюджета.

И что здесь не так? Не так здесь то, что ученый-исследователь в таком подходе - это не выдающийся ум, приобретший глубокие познания в каких-либо вопросах, а всего лишь штатная единица. Рабочее место с вывеской "ученый-исследователь", которое может занять, в принципе, любой, мало-мальски подходящий по формальным признакам.

Вообще-то, фундаментальные знания генерируют люди, эти самые выдающиеся умы. Организация науки лишь должна обеспечить этим выдающимся умам, которых обычно не так много, наилучшие условия, чтобы труд такого ума был бы наиболее продуктивным. Эта простая истина в России давно забыта. В дискуссии по поводу состояния российской науки вспоминают о чем угодно: о финансировании, о структуре РАН, о недвижимости научных институтов, о безбрежной бюрократической отчетности, об индексах цитирования, но только не о самом ученом.

Итог такого отношения: массовый выезд ученых за границу. В 2016 году ногами проголосовали 44 тысячи человек и примерно на этом уровне отъезд держится и теперь. Главный ученый секретарь Президиума РАН Николай Долгушкин забил тревогу: численность ученых в институтах, подведомственных ФАНО, стала сокращаться.

Тут нельзя не задать простой вопрос: а чего вы еще хотите? Годами создавалось отношение к ученому как к штатной единице, которую можно открыть, закрыть, сократить, выделить или слить; отношение, можно сказать, как к неодушевленному предмету, практически приравненному к столам, стульям и шкафам, проходящим по инвентарной описи. Разумеется, что от такого отношения к себе люди стараются убежать, если могут.

В принципе, уже этого достаточно, чтобы считать, что российская наука, как ее ни накачивай деньгами, с разработкой баженовской нефти не справится. Последует падение добычи нефти, связанное с выработкой старых месторождений, и вся эта замечательная система с многоэтажной бюрократией, в том числе и научной, начнет плавно сваливаться в экономический штопор.

Но есть еще один любопытный парадокс положения. В России может найтись самородок, который сможет эту задачу раскусить. Тем более, что она не относится к числу головоломно сложных. Но решение этого самородка, скорее всего, не будет признано. Просто потому, что у всех многочисленных государственных, научных, инновационных, инвестиционных и т.п. структур есть четкое представление, что является инновацией, а что нет. С этим самородок российский ничего поделать не сможет.

А если же самородок этот вообще не входит в научную систему, то его голос просто не будет услышан.

Это я пишу, в сущности, о себе, с позиций личного опыта. Мне очень интересны технико-экономические вопросы, их часто обдумываю. Принципиальное решение проблемы баженовской нефти я нашел примерно через полчаса обдумывания вопроса. Но делиться этим я не хочу. А зачем? Меня ведь не прельщает перспектива стать чем-то вроде стола или стула в инвентарной описи ФАНО, а ожидать чего-то большего просто бессмысленно.

 



Подразделы

Объявления

©РАН 2024