В дальнейшем развитие мичуринской биологии принимает совсем уже фантастический оборот: Т.Д. Лысенко выступает с идеей внезапного и спонтанного превращения одних видов растений в другие – пшеницы в рожь, овса в овсюг и т.д. Тем самым биология возвращается в первую половину ХVIII в., если не в Средневековье. Примеры перерождения видов лысенковцы находят непосредственно на колхозных полях, что позволяет, в частности, «объяснить» и широкое распространение сорняков. Лысенковская теория видообразования подвергается критике в конце 1952 г. в «Ботаническом журнале» – и критика эта была, как стало известно впоследствии, санкционирована ЦК КПСС. А после смерти Сталина ряды открыто выступающих против монополии Лысенко пополняют не только биологи, но и физики, химики, математики. Однако вера новых руководителей государства в его практические таланты задерживает разоблачение Лысенко до 1964–1965 гг.
Оставшись не у дел (хотя и продолжая быть членом АН СССР и ВАСХНИЛ), Лысенко сохранил глубокую, ничем не поколебленную веру в правоту своих идей. Потомки, согласно его утверждению, поставят его в один ряд с великими, не признанными при жизни учеными – такими, как Э. Жоффруа Сент-Илер и Ж.-Б. Ламарк. Однако несомненная искренность и убежденность – один из приверженцев Лысенко позднее сравнит его с Савонаролой – не стали залогом величия. Последующие поколения, не признав за ним ни оригинальности, ни правоты, возложили на него и его покровителей тяжелейшую ответственность за травлю, слом научной судьбы, трагическую гибель выдающихся ученых, разгром научных школ, растление значительной части студенческой молодежи, обманутой и совращенной легкостью псевдонаучных, не проверяемых на опыте спекуляций.
Для современников и потомков идейная монополия Лысенко оставалась во многом загадкой: как примирить бурное развитие в Советском Союзе современных отраслей естествознания, таких, как ядерная физика, с процветанием мичуринской биологии? Тем более что на поддержку Лысенко была брошена вся мощь советского пропагандистского аппарата – не только внутри страны, но и за рубежом. Одно из объяснений, выдвинутых в зарубежной печати вскоре после сессии ВАСХНИЛ, заключалось в том, что глухими к доводам рассудка и здравого смысла покровителей Лысенко делала идеология марксизма-ленинизма: создание «нового человека» требовало признания пластичности и быстрой изменяемости человеческой природы. Однако с начала 30-х гг. тема биологической переделки человека была в Советском Союзе табу, и сам Лысенко старательно ее избегал.
