На сибирском Острове Надежды

06.09.2016



"Чаепития в Академии" - постоянная рубрика Pravda.Ru. Писатель Владимир Губарев беседует с выдающимися учеными. Сегодня мы публикуем интервью с академиком, председателем Сибирского отделения РАН, вице-президентом РАН, членом секции нанотехнологий отделения нанотехнологий и информационных технологий РАН Александром Асеевым.

В самолете решил провести небольшой эксперимент. У девушки, сидящей рядом, поинтересовался, что надо в первую очередь увидеть в Новосибирске, чем именно гордятся сибиряки.

Девушка ответила моментально:

— У нас есть Академгородок… В нем надо обязательно побывать…

Выяснилось, что она студентка, учится в педагогическом институте в Новосибирске, возвращается со стажировки, которую проходила в Бельгии. Оказывается, между вузами существует обмен студентами, и из Европы с радостью едут в Новосибирск. И всем девушка рассказывает об Академгородке.

Спрашиваю:

— А что вам особо понравилось там?

И тут выяснилось, что она никогда в Академгородке не бывала, но все о нем знает, так как нынче Интернет — лучший гид.

Я понял, что именно нужно искать в знаменитом Академгородке: то, чего невозможно увидеть и прочесть в вездесущем Интернете. Задачка, конечно, нелегкая, но выполнимая.

Своими мыслями я поделился с А. Л. Асеевым, академиком, председателем Сибирского отделения РАН, вице-президентом Академии, но главное — человеком, душой и сердцем приросшего к Академгородку, так как вся его жизнь проходит в нем.

Нашу беседу я начал так:

— Мне довелось брать интервью у Иоанна Павла II. Я спросил его: "Трудно ли быть Папой Римским?" Он подумал немного, а потом ответил: "Трудно, но с Божьей помощью можно!" И я хочу вас спросить, Александр Леонидович: "Трудно ли быть Председателем Сибирского отделения РАН?"

Ответ для меня прозвучал неожиданным:

— На самом деле, если вы хотите знать правду, то Председателем Сибирского отделения быть хорошо…

Я понял, что беседа будет откровенной и нестандартной.

— Почему?

— Это отлаженная система, могучая, прекрасно организованная и с научным авторитетом в стране и мире. Куда бы вы ни приехали в Сибири — в Надым, Якутск, Улан-Удэ, Иркутск, Томск — везде вас встретит Система. Там научные центры, институты, — все нормально организовано, везде есть люди, транспорт… Быть Председателем СО РАН — большая честь, удача в жизни. Хочу напомнить, что среди всех Председателей я — первый сибиряк. Родился в Улан-Удэ. Бесконечно люблю Сибирь, ее историю, людей. У меня везде знакомые, друзья, родственники. Статус руководителя Сибирского отделения — это выход на самый высокий уровень, поэтому у меня дружеские отношения с губернаторами. Мощь Сибирского отделения складывалась годами, его появление и появление Академгородка — это результат работы победителей. Прошло всего 12 лет после Победы, и люди — фронтовики и те, кто работал в тылу на фронт — понимающие, что такое жизнь, энергичные, нацеленные на результат, на успех, уверенные в прекрасном будущем, а позади фронтовое братство и упоение Победой, эти люди создавали наш Академгородок и науку Сибири. Более десятка основателей Отделения, первые директора институтов — фронтовики. Один из них Будкер. Зенитчик. Усовершенствовал систему огня зенитных установок. От них, результатов их работы, с того времени растет величие и слава Академгородка.

— Новое поколение это понимает?

— Я говорю студентам: Сибирь — это дух первопроходцев. Помню такой случай. Один из вице-премьеров на одном из совещаний вдруг говорит: "Наверное, Гайдар был прав — Сибирь надо осваивать вахтовым способом". Все начали бурно протестовать, накал дискуссии повысился. Дошла очередь до меня. Я сказал: "Хочу напомнить присутствующим, зачем шел русский человек в Сибирь. Он шел за волей. С той стороны Урала было крепостное право, ощущалась тяжелая рука царя, шли бесконечные войны и постоянная борьба за власть, а здесь обширнейшие территории и воля — воля! Конечно, многие гибли — снега, морозы, гигантские расстояния тайги, всяческие лишения. Но богатство людей прирастало. Кто-то золото добывал, кто-то всю Европу соболиными мехами обеспечивал, по-разному зарабатывали. Даже сейчас наши деревни отличаются от деревень в центре России. Я бываю в Тамбовской области, откуда дед приехал. Там больно смотреть на разруху. Да, и в Подмосковье она такая же… А тут крепкие дома, ухоженные, надежные. Метровой толщины бревна, резные наличники. Народ строился на века. Сибирь — это воля и достаток. На этих принципах и создавался Сибирский центр науки.

Есть много полезных важных проблем, для решения которых требуется вполне определенный комплекс знаний и вложение вполне определенного количества человеко-дней добросовестного труда. Решение их можно и даже нужно заранее планировать. В ходе исследования таких проблем случаются иногда и открытия: здесь можно натолкнуться на очень интересные вещи. Но чаще всего в работе над такими проблемами крупных открытий не получается.

Как правило, мы не можем предсказать появления новых открытий. Можно лишь с большей или меньшей вероятностью определить, в какой области их можно ожидать. И чтобы не упустить драгоценный улов, надо поставить достаточно большую сеть, работать не только над теми проблемами, неотложность которых уже четко определилась, но и над задачами большой науки: поиском новых явлений природы, их объяснением, над созданием теорий, которые охватили бы возможно более широкий круг явлений. Большая наука позволяет осуществить самые фантастические замыслы человека".

— Мне посчастливилось встречаться со всеми Председателями Сибирского отделения, начиная с Лаврентьева. А с Гурием Ивановичем Марчуком вообще были дружеские отношения…

— Он сыграл очень большую роль в моей жизни…

— Каким образом?

— Ситуация была очень простая. Лаврентьев был человеком очень жестким, имел безраздельную власть…

— Иногда о нем говорили — "царь", а себя он любил называть "президентом науки Сибири".

- И все Сибирское отделения было построено как ракетно-космическая организация: бомба, оборонка, и соответственно — жесткая дисциплина… Кстати, это и послужило причиной известного конфликта между Лаврентьевым и знаменитым, а теперь уже и легендарным академиком Мешалкиным…

— Он стал зачинателем детской хирургии на сердце у нас в стране, очень интересный был ученый и человек…

— Фронтовик… Об их конфликте чуть позже… В 1962 году приезжал сюда Косыгин. Ему все понравилось, но замечание о том, что нет современных направлений, все-таки сделал. И тогда было решено созвать институт по радиоэлектронике. И из ФИАНа прислали Ржанова. Он был одним из лучших учеников самого Сергея Ивановича Вавилова. В 47-м году вышла статья о транзисторах — с нее и началась полупроводниковая эпопея, информационная эра и технологии, что сейчас движет цивилизацию. Тогда я учился и с восхищением читал первые статьи об этом, в том числе и публикации Алфёрова. Анатолий Васильевич Ржанов был одним из пионеров всего этого. Приехал он в Академгородок, и тут начались сложности. Надо было новый корпус строить, жилье для сотрудников. Лаврентьев вмешался, разгорелся конфликт местнический, и Ржанов уже начал думать о том, чтобы уехать в Белоруссию, где электроника начинала развиваться стремительно. И в это время произошло событие, которое спасло Ржанова. У Лаврентьева появился более опасный соперник — Герш Ицкович Будкер. Мы его тогда звали "Андреем Михайловичем". У него к бюджетным деньгам добавились "средмашевские", причем весьма немалые. Лаврентьев призвал Будкера и потребовал "поделиться", тот, естественно, отказался. Возник жуткий конфликт.

— Кое-кто может провести аналогию с "лихими 90-ми", мол, и у академиков были разборки…

— Конфликты из-за финансирования всегда были: вот только цель иная — никто из ученых не думал о личном обогащении, речь шла о деле. Понятно, что каждый заботился о развитии своего направления.

— Да и министр Славский поддерживал в тот момент Будкера, а не Лаврентьева…

— Да, там своя история… Но вернусь к нашим делам. Возник новый институт. А вокруг мощные "соседи" — ядерная физика, гидродинамика — институты, где уникальные установки. Там бомбами занимаются, ракетами, космосом, а у нас что-то крохотное, неопределенное — какие-то фитюльки. Хороший анекдот есть на эту тему. Брежнев ездил по Америке и ему в Калифорнии вынесли поднос с русским пейзажем. Объяснили, что там есть пылинка, ее не видно, но это микропроцессор, на котором записаны все выступления Генсека. Брежнев поблагодарил за подарок, а насчет процессора сказал, что "пылить мы и сами умеем, у нас ее много". Но кто-то из сопровождающих понял, что подарок-то особенный, с намеком, мол, отстаем мы безнадежно. И тогда после визита оставили одного из специалистов, он поездил по фабрикам и выяснил, что эти "пылинка" вставляют в пушки и те точнее стреляют. Он вернулся в Россию, все рассказал. Ему не поверили, и это стало одной из причин, что "электронную гонку" мы проиграли.

— Но для молодого специалиста — Асеева — это было время взлета?!

— Конечно. Да, стремительно развивались разные центры, в частности, Зеленоград. Лаврентьев очень расстроился, когда узнал, сколько денег туда вложено, а в Академгородке — затишье. Институт полупроводников был где-то на задворках, но все-таки развивался, хотя бюджета толком не было — мы зарабатывали сами, принимая участие в разных программах. Но все резко изменилось, когда во главе Сибирского отделения стал Гурий Иванович Марчук. Он сразу выделил наш институт, потому что это была основа вычислительных систем. Дела у нас сразу пошли в гору. Тогда я был рядовым сотрудником. Однако Гурий Иванович запомнил меня — он часто бывал в институте, интересовался новшествами. В 2008 году, когда началась выборная компания, академик Ершов позвонил Марчуку по поводу кандидатов. Гурий Иванович спросил у него: "Идешь ли сам?" Юрий Леонидович ответил — "нет". "Тогда голосуйте за Асеева", — посоветовал Марчук. Для меня это было неожиданно. Математики проголосовали за меня единогласно. Это было очень важно, так как выборную гонку в Академии всегда начинают математики, и, что греха таить, к их мнению прислушиваются и с ними считаются. Это особый мир, элита в науке и, как правило, они не ошибаются. Так что академик Марчук в моей жизни сыграл важную роль.

Слово о науке

Академик Г. И. Марчук:

"Академия наук по самому своему типу является организацией стабильной — именно потому и смогла она собрать и защитить ученых в самые трудные периоды нашей истории. В условиях разрухи, гражданской войны наш народ, государство и ученые нашли силы, чтобы сохранить для России науку. В 19183–1919 годах было открыто 33 новых крупных института, которые вошли в костяк нашей научной базы. В 1920г. В Саратове Николай Иванович Вавилов на съезде селекционеров сделал свой гениальный доклад о гомологических рядах, и в том же году доклад был издан. А сегодня умирают эти институты, обанкротились научные издательства…

Сегодня вновь считается возможным бросать общие по форме и абсурдные по существу обвинения целым социальным институтам и группам. Академию наук СССР, сознательно и грубо искажая реальность, стали представлять маленькой "империей зла". В прессе создан обобщенный мифический образ чванливого ученого, неинтеллигентного, с ущербным мировоззрением Такая технология создания в массовом сознании образа врага (в данном случае — Академии наук)(примитивна и хорошо изучена…

Изъяны и недостатки в академии есть, перемены необходимы. Но есть и объективные законы жизни сложных систем, какой является и наша Академия. Менять в ней что-либо надо осмотрительно, ибо полностью предсказать последствия каждого шага никто не в силах. И если что-то идет не так, надо вовремя остановить и, проведя анализ, найти иное решение. Те, кто пытается навязывать сложной системе, сложившейся в течение почти трех столетий, свои жесткие и одиозные планы и темпы, закономерно приводят ее к разрушению".

— В то время ваш институт уже был среди лидеров?

— Конечно. У меня прекрасная лаборатория, одна из лучших в мире. Вторым своим учителем я считаю Жореса Ивановича Алфёрова. Впрочем, в то время он еще не был "нобелем".

- И как это случилось?

— У физических институтов и у физиков существует особая дружба, особые отношения. Мы вышли из ФИАНа, а ФИЗТЕХ более прикладная организация, но великая. Полупроводники были и там и там. Поэтому мы работали вместе. С Жоресом Ивановичем я встречался на разных конференциях, труды его знал. А потом произошла случайная встреча в одном ведомстве. Сижу в приемной, жду вызова к начальству. Заходит Алфёров. Он уже в верхних эшелонах власти был, помощник за ним везде ходил. Увидел меня, спрашивает: "А ты что здесь делаешь?" Объясняю, что приехал деньги просить. Рассказал что делаем. Он попросил выступить у него на семинаре. Приехал в Питер, выступил. С той поры получил полную его поддержку. У Алфёрова появилась программа по наноструктурам, и я в ней участвовал с самого начала. Так что в жизни мне повезло быть рядом с такими замечательными людьми и учеными.

— Но и по характеру и по взглядам Ржанов, Марчук, Алфёров и другие, которых вы упоминали, удивительно разные люди…

— Это и прекрасно!… И, конечно же, обязательно надо упомянуть о Коптюге. Наш институт, как я уже говорил, держали "в черном теле", квартир не давали, и я пошел в профсоюзы. А председателем был молодой член-корреспондент Валентин Афанасьевич Коптюг. Меня поразило то, что он уже будучи очень известным и уважаемым ученым, с каждым сантехником, который любыми способами старался выбить жилье, чаще всего незаконно, тщательно разбирался, ездил к нему домой, знакомился с женой, детьми. Это меня тогда, помню, поразило

- У Валентина Афанасьевича такой уж характер был — въедливый, безукоризненно честный, справедливый, а потому его любили не только в Академгородке, но и в Москве. И, конечно же, на Байкале. Именно Коптюг прислал туда группу Грачёва, что коренным образом изменило всю систему изучения Байкала и его защиты.

— Туда пришла настоящая наука. И вообще ситуация в Иркутском научном центре стала совсем иной. Коптюг уделял особое внимание его развитию, а потому это теперь один из лучших центров не только отечественной, но и мировой науки.

"Не вызывает сомнения что период "перестройки" будет предметом дальнейшего анализа в будущем когда на него можно будет взглянуть, отрешившись от сиюминутных проблем, сбросив груз нового идеологического пресса сегодняшних дней. Будут детально проанализированы экономические, политические и духовные предпосылки этого крутого поворота в жизни нашей страны. Думаю, что детальному анализу будет подвергнут и удивительный феномен шараханья общественного сознания в крайности. Когда думаешь о нем, трудно отделаться от мысли, что в этом есть что-то стадное, прошу извинения за использование этого слова, какой-то атавизм отключения разума и слепого следования за вожаком, даже если следование ведет к пропасти…

Попытки очиститься от грязи настоящего, выплескивая ее на прошлое, глубоко безнравственны по отношению как к предшествующим, так и нынешним поколениям. Если идти по этому пути, то можно быть уверенным, что точно так же завтра грязь может быть выплеснута на поколение, связанное с "перестройкой".

¬— Значит, из предшественников остался Добрецов…

— До Новосибирска он десять лет был Председателем Бурятского научного центра. Это моя родина. Мы были знакомы семьями — рыбалка и все прочее. Он меня поддерживал, институту сильно помогал. Когда здесь организовывался технопарк, то Николай Леонтьевич почему-то решил, что это единственный путь развития науки. По сути это обозначало ликвидацию Академгородка, который известен во всем мире. Где бы вы ни были, стоит произнести слово "Новосибирск" тут же в ответ "Академгородок".

— Я в этом еще раз убедился, когда летел сюда и разговорился со студенткой…

— Многие в словах Добрецова почувствовали угрозу. А мы ведь здесь все связаны — учебой, строительными отрядами, работой, отдыхом… Все о всех знают досконально, а потому они меня и подтолкнули к борьбе за кресло Председателя.

— Знаю, что он сильно обиделся.

— Да, для него это был удар. Он обо мне заботился, а тут я в конкурентах… Но Добрецов — геолог, крупный, известный, а потому в работе Сибирского отделения в течении десяти лет был определенный перекос с сторону геологии. А в это время как раз бурно развивались информационные технологии, и мы оказались как бы на обочине научно-технического прогресса. И эту ситуацию надо было исправлять…

"Мне приходится контактировать с политиками, потому что сегодня нельзя заниматься "чистой" наукой, а тем более решать проблемы как отдельных направлений, так и Академии в целом. Сейчас я начал более отчетливо понимать, как важно объяснять людям суть нашей работы. Раньше мне казалось, что не хотят знать, и не надо! Но это неверно. И на первое место я ставлю роль науки для образования. Это касается каждой семьи — люди прекрасно знают, насколько важно хорошее образование. Но без хорошей науки его не может быть. И это надо внушить всем: от депутата Госдумы до пассажира в трамвае.

Есть у науки особая логика, и если мы начнем ее нарушать, то наука развалится. Потом уже начинается прикладное ее использование. Нашел, к примеру, Жорес Алферов свои гетероструктуры — это логика поиска. А потом уже началось их применение в разных областях, но это уже не наука, а использование ее достижений. Это надо понимать, а не смешивать все вместе. А у нас реформированием науки занимаются без понимания логики ее развития.

После Сибирского отделения появились Уральское, Дальневосточное, то есть начала функционировать система нашей науки. Весьма продуманная система. Причем сама Академия наук начала трансформироваться под воздействием опыта Сибирского отделения. Главный принцип этой системы — триумвират: "кадры — образование — наука". Отбор и подготовка талантов. Это олимпиады. Образование через исследования. Студенты второго курса университета уже работали в лабораториях. Сейчас о таком принципе много говорится, но ведь это было сделано почти пятьдесят лет назад в Новосибирске! И, наконец, "система дополнительности институтов". А суть вот в чем. Сейчас предлагается разделить науку, мол, эта часть фундаментальная, а эта — прикладная. И финансирование предполагается организовать по-разному: государственное в сочетании с частным, то есть разрезать науку, разделить ее. Но если мы пойдем этим путем, то вся система рухнет. Приведу простой пример. Институт математики — весь фундаментальный, там мало прикладных исследований. Но он взаимодействует с Институтами теоретической и прикладной механики, ядерной физики и другими. Там ведется много прикладных исследований, есть и опытные производства, где выпускаются вполне реальные приборы, установки и аппаратура. Таким образом, Институт математики участвует во всех таких проектах и программах, хотя формально он как бы в стороне. Стоит нам разорвать эти связи, и сразу же эффективность работы резко упадет… Есть еще одна особенность, очень важная для ученых. В городке все живут рядом, встречаемся в одних и тех же компаниях, до самого далекого института — десять минут ходьбы. Между учеными — постоянный контакт. И даже подчас на вечеринках решаются крупные проблемы. Не случайно нам постоянно говорят и ученые с мировыми именами, и крупные политики: "Самое ценное, что у вас есть и чем вы должны всегда дорожить — это дух творчества".

— Как вы оцениваете уровень Сибирского отделения в нынешнем состоянии науки в России и в мире? Как известно, физики способны и могут объективно оценивать ситуацию, а вы — физик…

— В последние годы советской власти нам начали прививать комплекс неполноценности. Мол, экономика неправильно устроена, все в стране отсталое, люди пьянствуют, общество деградирует и так далее. Мой брат работал на заводе, начальник цеха, довольно продвинутый специалист. Он говорил мне (а мы часто спорили), что за год они производительность труда увеличили на один-два процента. Я ему говорил, что за это время за рубежом в той же Германии ее увеличивают в разы! А потому нам и прививали комплекс неполноценности, несмотря на космические и ядерные дела, где успехи были очевидны. И тут наступили 90-е годы, я начал ездить в разные страны. До этого я бывал только в ГДР. В начале 90-х нам обрубили финансирование сначала в 14 раз, а потом еще в два раза. "Шоковая терапия". А на мне висит лаборатория. Надо что-то делать, и, так как международные связи были, всех сотрудников "пустил я по миру". Надо было заключать контракты, добывать их. Кстати, за исключением нескольких человек остальные вернулись. Правда, потом и они попросились обратно. Один парень в Японии 15 лет отработал, а сейчас здесь… В 91-м году мы получили грант Министерства науки и технологии Германии, были и другие контракты. Когда здесь все рухнуло, лаборатория работала, сотрудникам даже квартиры покупали. Помню, я метался по бывшим почтовым ящикам и скупал оборудование, цена которому составляла сотни тысяч долларов, а мне отдавали его за копейки. Я создал прекрасную базу — лаборатория могла выполнять любые заказы, так как была хорошо оснащена.

— А как оценивали специалистов?

— Первое место, куда я начал ездить, — Оксфордский университет. Первый раз, второй, третий… Потом получил грант Королевского общества. Тут московские друзья говорят мне, мол, англичане удивляются: все приезжают к ним устраиваться на работу, а ты каждый раз уезжаешь… А мне совсем другое было нужно: деньги для моей лаборатории. Обширные международные связи помогли не только выстоять, но и развиваться. Будь то Англия или Япония, — везде с нам относились с уважением. Потом Америка… Пригласили поработать на год в один из самых престижных университетов. Поехал. Правда, проработал там четыре месяца. И тут многое для меня прояснилось. Я понял, что благодаря хорошему образованию мы ни в чем им не уступаем. Правда, на первом курсе нам теорию относительности преподавал академик Будкер. Он был оригинален. К примеру, говорил так: "Вот эту формулу видите, но, конечно, ничего не понимаете, но я вас очень прошу ее запомнить, разобраться потом и понять, что она значит. Я понял, и теперь меня возят на "Волге", а мои товарищи, которые пренебрегли этой формулой, до сих пор ездят на трамвае". Потом у нас был профессор Румер, коллега Ландау. Он прославился тем, что в 20-е годы был послан на стажировку в Германию, провел там два года, ездил к Эйнштейну. От того получил полное одобрение по своим работам. Румер преподавал у нас. Случалось, пожимал ему руку, что дает мне возможность утверждать, что "нахожусь в одном рукопожатии от Эйнштейна"… После поездок "комплекс неполноценности", что у нас прививали, полностью исчез… А когда я вернулся в Академгородок, то нас "бросили" на оборонку. Разной электроники в Россию навезли беспредельно много, но той, что требовалось оборонному комплексу, конечно же, не было. И эту проблему решили, что сейчас, на мой взгляд, позволяет говорить, что и оружие у нас есть, и хорошие специалисты тоже. На самом деле страна богатая, народ талантливый. У нас трудно, конечно, а на Западе — скучно. Все там регламентировано, буднично, четко очерчено, и как следствие — скучно

— Историю сибирской науки я делю на несколько этапов. Поправьте, если неправ. В середине 50-х годов сложилась тяжелая ситуация в экономике, а значит и науке. И тогда Сибирское отделение Академии помогло науке страны выйти на принципиально новый уровень. И мы уже могли гордиться не только бомбами и ракетами, но и другими достижениями, хотя, конечно же, приоритет отдавался оборонной тематике. Это был "век Лаврентьева и Марчука". Потом пришла "эпоха Коптюга", к названию которой я приплюсовал бы и Добрецова. А сейчас "время Асеева". Я имею в виду то, что происходит в нашей науке и ту борьбу, которую вы ведете на всех уровнях как научных, так и государственных. Разве не так?

— История сибирской науки — это единый процесс, со своими взлетами и падениями. Нужно ли его делить? Наверное, не имеет смысла. Я всегда вспоминаю слова Петра Леонидовича Капицы, который сказал однажды своему сыну Сергею — великому популяризатору науки, что "пока есть Академгородок, наука в России будет". Академик Капица, как и многие гениальные наши ученые, всегда верно предсказывали будущее, и это помогает с оптимизмом смотреть в завтрашний день.

— В Новосибирске проходят "Технопромы". Кстати, везде идут "Экономические форумы", а у вас нечто иное, почему?

— Советскую власть ругали за то, что при ней многие "работали на гудок". А сейчас каждый регион должен иметь свой "гудок". Поэтому то, что сразу же стало вводиться, по-моему, с легкой руки Гайдара и Попова, экономические форумы. Это все пришло в полную бессмысленность. Я бываю на таких форумах. Идет полная болтовня. Новосибирск — город большой "оборонки", здесь болтать не принято, а потому у нас не "экономический", а "технологический" форум. Здесь собираются технари, ученые и бизнесмены, которые занимаются новейшими разработками. В 90-е годы Новосибирск понес ужасные потери. Был, к примеру, знаменитый "Сибсельмаш", который в войну выпускал каждый четвертый снаряд, а потом разную бронетехнику производил. Там работало 19 тысяч человек. Сейчас это абсолютно брошенный квартал, мертвый, заколоченный. Предприятие рухнуло. И таких примеров у нас в Сибири очень много. Но все-таки кое-кто прошел через 90-е годы, выстоял. Авиационный завод, который в войну выпустил треть всех фронтовых истребителей, одно время ремонтировал два самолета в год, а сейчас возобновил выпуск Су-24 и получил заказ на новые Су-34. Это совершенно новая машина 4-го поколения. Есть в городе и завод "Химконцентратов" — твэлы для атомных реакторов делают. Новосибирск еще называют "столицей приборов ночного видения"… В конце прошлого года у нас произошел любопытный случай В американский санкционный список попали два предприятия. Одно должно было выпускать кинескопы в огромном количестве. Но оно рухнуло. И там теперь выпускают бутылки для пива. Бизнес приспособился, но за океаном его считают "оборонным комплексом". И смех, и грех. Параллельно выделилось еще одно предприятие. Оно стало с нашей помощью монополистом по приборам ночного видения. Их они в 90-е годы продавали в полицию Англии и в береговую охрану США. Это предприятие как и завод полупроводниковых приборов тоже попали в санкционный список. Я считаю, что это высочайшая оценка труда, то же самое, что в советское время орден Ленина получить. То есть предприятия возрождаются. На хорошем уровне работают. Более того, если бы бизнес был цивилизованным, а доходы не "офшорились", то мы бы в современной технологической гонке были бы не первыми, но в лидирующей группе. А по ряду направлений и первыми. В тех же космических технологиях, к примеру…

"Все привыкли, что в науке непрерывно генерируется нечто новое, прорывное, революционное, раздвигающее жизненные горизонты и создающие невиданные ранее уровни потребления. И на этом фоне вдруг начинает казаться, что вроде бы больше ничего ошеломляющего не происходит. Не только в России: во всем мире лихорадочно ищут новые области, на которые можно построить успешный и что немаловажно масштабный бизнес. Ведь это главная движущая сила экономики и развития общества в целом.

Уже настала пора подводить итоги: с начала реформы науки летом 2013-го прошло три года. К чему пришла наука и есть ли перспектива? На прошедшем в марте Общем собрании Академии наук было ясно высвечена удручающая картина. Ее основные черты с достаточной полнотой и объективностью изложены в докладах Президента РАН академика В. Е. Фортова, главного ученого секретаря академика М. А. Пальцева, вице-президента В. В. Костюка и ряда крупнейших ученых нашей страны, таких как создатель современных баллистических ракет академик Ю. С. Соломонов, разработчик и организатор ядерного флота России академик А. А. Саркисов, выдающийся геолог академик НЛ. Добрецов… Общее мнение: проходящая реформа резко затормозила развитие российской науки. При этом ее потенциал фантастически велик…"

Разве нужно добавлять что-либо к этому?!

Правда.ру

©РАН 2024