В День геолога мы публикуем разговоры с учёными, занятыми в этой сфере. Мы
побеседовали с академиком РАН Алексеем Юрьевичем
Розановым — учёным, который отправился в свою первую геологическую экспедицию ещё
будучи школьником — более 70 лет назад! Он стоял у истоков бактериальной палеонтологии и стал одним из
первых, кто выдвинул гипотезу о внеземном происхождении жизни. По его мнению, она могла быть занесена на
Землю с метеоритами из космоса.
— Алексей Юрьевич, мы беседуем с вами накануне профессионального праздника,
поэтому начнём с простого вопроса — что для вас геология?
— Для меня, конечно, геология — это родное. Потому что у нас в семье было 11
геологов. Своих коллег-геологов, конечно, поздравляю — для меня это по-настоящему святой день.
— Есть ли для вас как для учёного какие-то особенно значимые
места?
— Ленские столбы — это не только сами по себе Столбы, а целая полоса,
тянущаяся от реки Алдан до Лены и дальше на север Якутии. Это именно то место, та область, где зародилась
мировая скелетная фауна. Оттуда и описаны первые скелетные фауны — очень примитивные, конечно, без
каких-либо признаков позвоночных или чего-то подобного. Я впервые побывал там в 1961 году и с тех пор
возвращался почти каждый год — снова и снова. Поэтому в том, что Ленские столбы приобрели мировую
известность и были признаны ЮНЕСКО научным и эстетическим достоянием человечества, — в этом есть и моя доля
участия.
Но, конечно, я не единственный, кто сделал имя Ленским столбам. Там работали
замечательные люди, большая команда. И сейчас Ленские столбы — это национальный парк, и там побывали все
самые выдающиеся специалисты по кембрию и кембрийской фауне. Последнее моё посещение столбов было очень
успешным — удалось подтвердить мою догадку, о которой будет доклад в Санкт-Петербурге на LXXI сессии
палеонтологического общества.
— Мы часто спрашиваем учёных, как современные технологии изменили их сферу
работы. Как обстоят дела с геологией в этой связи?
— Самое главное изменение, которое произошло в геологии, особенно в той
области, которой я занимаюсь — стратиграфии и палеонтологии, — это, конечно, обновление приборной базы, с
помощью которой проводится исследование. Для Ленских столбов, где основное внимание уделяется древней фауне,
ключевую роль сыграла электронная сканирующая микроскопия. Именно благодаря ей было сделано массовое
открытие.
Кстати, это повлияло и на исследования метеоритов. У меня в группе — да и в
институте, где я работал и где был заместителем директора и директором, — установлено несколько электронных
микроскопов.
— Вы, в частности, занимаетесь изучением метеоритов. Это популярное
направление?
— До меня метеоритами занимались разные люди — это было ещё в 60-е годы
прошлого века. В том числе и двое очень хороших американских учёных. Их, к сожалению, подвергли настоящей
травле — собственные коллеги, американские астрономы. И позже эта негативная тенденция докатилась и до нас,
в СССР. Исследование метеоритов стало восприниматься как нечто несерьёзное, даже неприличное. Отголоски
этого отношения, к сожалению, сохраняются до сих пор.
Я начал заниматься метеоритами 26 лет назад. Недавно мы с коллегами выпустили
книгу «Астробиология», и сейчас я являюсь учёным секретарём Научного совета по астробиологии РАН. В Академии
наук уже поставлен вопрос о проведении специального обсуждения этой темы на заседании Президиума.
Астробиология становится всё более серьёзной научной областью, которая вызывает растущий интерес, в том
числе у зарубежных коллег. После публикации последних наших работ меня начали активно приглашать на
международные симпозиумы — в Японию, Сингапур, Францию и другие страны.
— Кто были ваши наставники? И чему, на ваш взгляд, они вас
научили?
— У меня было много учителей, но главные из них — это действительно
выдающиеся люди. Они всё время подталкивали меня вперёд, побуждали к действиям, которые расширяли мои знания
в самых разных областях. Это были по-настоящему замечательные, доброжелательные люди. Они постоянно
направляли меня, «дёргали», как я это называю, — заставляли посмотреть на что-то новое, заняться тем, чем я
раньше не занимался. И в результате этого я накопил колоссальный опыт.
Я считаю особенно увлекательным, когда вы соединяете элементы из совершенно
разных областей знаний, и в итоге получается что-то важное и новое. В этом смысле мне повезло: в своей жизни
я интересовался самыми разными вещами. На первый взгляд, они не имели никакого отношения к геологии. Но
однажды я проснулся утром и подумал: «А чем же я, собственно, занимаюсь? И этим, и этим, и этим...» И вдруг
понял, что всё, что я делал в жизни — полезные ископаемые, стратиграфия, палеонтология, астробиология — всё
это постепенно сложилось в единое целое и привело меня туда, где я сейчас нахожусь.
Суть моей концепции, которую ещё предстоит дорабатывать, заключается в том,
что, по моему мнению, развитие не только живого, но и неживого мира подчиняется одной общей закономерности —
автокомбинаторике. Всё многообразие — и минеральное, и биологическое — развивается по единому закону
автокомбинаторики.
— Алексей Юрьевич, в чём секрет вашей продуктивности? Как вам удаётся
активно заниматься наукой в 88 лет?
— Дело в том, что все свои занятия — будь то экспедиции или лабораторная
работа — я не воспринимаю как работу. Для меня это удовольствие. Поэтому, если уж я и бываю ленивым, то
только по отношению к другим вещам. Вот если меня, к примеру, заставят мыть пол или делать что-то в этом
духе — вот тут я точно буду ленивым. Я, конечно, это сделаю, но, если честно, мне будет лень. И, конечно, от
таких вещей я стараюсь увильнуть, уклониться, как-то выкрутиться. А вот научная работа для меня — это
радость. Поэтому и не устаю от неё, понимаете?