Теоретические декларации, предписывавшие ориентацию на разговорное употребление, оказывались, таким образом, оторванными от реальной языковой практики, и с 1740-х годов филологическая мысль начала поиски новой теории, которая могла бы это противоречие разрешить.

Надобно заметить, что к этому времени культурно-историческая ситуация в России изменилась. Радикальные петровские преобразования принесли свои плоды. В Елизаветинскую эпоху появилось поколение людей, с детства привычных к светской культуре, воспринимающих себя как «русских европейцев». Накопился определенный объем текстов на новом литературном языке, – литературных, научных, философских, бытовых. И актуальным стал вопрос не о равноправии русского литературного языка с церковнославянским, а о его равноправии с языками Европы. Способен ли новый язык выразить все разнообразие понятий и явлений европейской культуры? Именно на этот вопрос пытались дать ответ В.К. Тредиаковский в «Слове о витийстве» (1745), А.П. Сумароков в «Эпистоле о русском языке» (1747) и М.В. Ломоносов в «Риторике» (1748) и «Российской грамматике» (1757). В предисловии к «Риторике» 1748 года М.В. Ломоносов утверждает:

«Язык, которым Российская держава великой части света повелевает, по ея могуществу имеет природное изобилие, красоту и силу, чем ни единому европейскому языку не уступает. И для того нет сумнения, чтобы российское слово не могло приведено быть в такое совершенство, каковому в других удивляемся»(АПСС: VII, 91 сноска)  (3).

Задача эта оказалась непростой, так как основная масса слов была общей для двух языков. Попытки размежевания церковнославянской и русской лексики проводились в трудах В.Н. Татищева (1686–1750), снабдившего слова в своих лексиконах пометами «р.» (русское) и «сл.» (славенское), однако последовательно противопоставить генетические славянизмы и русизмы ему не удалось. Аналогичная установка – противопоставить славянские и русские элементы – действовала в 1730-е годы в морфологии. В составленных иностранцами описаниях русского языка приводились списки формальных отличий церковнославянского от русского. В качестве таковых обычно рассматриваются формы претерита, различия в именном словоизменении (напр. –го/–во в родительном падеже единственного числа мужского и среднего рода), лексико-морфонологические характеристики (напр. полногласие) и ряд собственно лексических оппозиций.

Теоретическая задача по устранению славянских форм и лексем из русского языка наталкивалась, однако, на сопротивление устоявшегося языкового сознания. Нерегламентированное соединение русских и славянских вариантов оставалось характерной чертой текстов, написанных на новом литературном языке. К тому же, лексические и морфологические славянизмы допускались в поэзии. Например, церковнославянские элементы широко использовались в одах, сохранявших связь с традицией проповеди. Так называемым «поэтическим вольностям» (допустимым в поэзии отступлениям от норм литературного языка) были посвящены пространные разделы в сочинениях по стихосложению.